Александр Надеждин - Ахиллесова пята

Бутко, увидев, что проявленная им эрудиция вызвала реакцию несколько противоположную ожидаемой, и поняв, что в данном случае встревая в разговор, он совершил маленькую оплошность, слегка прикусил губу.

– Этот псевдоним дал ему Воскобойников, – начал объяснять Иванов. – Борель, он любит при случае похвастаться, что Мармон... ну, маршал... приходится ему якобы чуть ли не каким-то там прямым предком. Но так как тот у соотечественников пользовался дурной славой предателя...

– О чем свидетельствует тот факт, – в унисон ему продолжил Ахаян, – что он единственный из наполеоновских маршалов, чьим именем не назван ни один парижский бульвар. Все здесь увековечены, – он говорил это, почему-то глядя именно на Бутко, – и Даву... и Бертье... и Ней... и Сульт...

– И Ланн, – подхватил Минаев.

– И Ланн, – подтвердил Ахаян. – А вот Мармона нет. – Он сделал Иванову приглашающий жест.

Иванов продолжил:

– Наверно, именно поэтому его отпрыски, по словам Бореля, предпочли со временем отказаться от этой звучной фамилии.

– О чем сам Борель, конечно же, весьма сожалеет, – произнес Ахаян тоном человека, констатирующего некую общеизвестную истину.

– Да, он о маршале всегда отзывается с большим пиететом. И родители, видно, тоже уважали. Имя-то, Огюст – тоже в честь него. Я в энциклопедии справлялся – точно. – Олег посмотрел на Ахаяна, выразительно хмыкнувшего в ответ на его последнюю фразу и замершего в некой выжидательной позе, и, восприняв это как сигнал к тому, что тему происхождения псевдонима агента на этом можно считать закрытой, вспомнил о первоначально заданном ему вопросе. – Что же касается моего впечатления о «Мармоне», то... – его взгляд задумчиво сфокусировался на собранной сбоку от окна вертикальной гармошке жалюзи, – то оно в целом... – он пытался подыскать слово, которое могло бы концентрированно и одновременно точно и полно передать все то, что он думал о своем агенте, но такого слова не нашел, – неоднозначное.

Ахаян усмехнулся:

– А о себе-то самом оно у тебя однозначное?

– Ну... – взгляд вопрошаемого соскользнул с гармошки вниз и ушел куда-то в сторону, в точку соприкосновения правой стены с полом.

– Нет, то, что проку от него пока как от козла молока, – это я уже понял.

– Да это, Василий Иваныч, тоже дело такое, – осторожно подал свой голос Минаев. – Сегодня прока нет, а завтра... пойдет на повышение, в струю попадет и, глядишь... есть прок – пошла информашка.

– Мы сейчас, друг мой сердечный, в первую очередь о другой информашке думать должны. Не о будущей. А о уже имеющейся.

– Ну да, это верно, – поспешил согласиться Минаев.

– Поэтому я и хочу тебя спросить, – Ахаян обращался уже снова к Иванову, – Олег? Так тебя, кажется?.. – получив в ответ утвердительный кивок головы, он продолжил: – Олег... как ты сам чувствуешь... какое у тебя... внутреннее ощущение от всей этой... – Напрашивалось слово «истории», а может, и какое другое, покрепче, но ни один из вариантов озвучен не был. Оставив фразу незаконченной, Василий Иванович вопросительно посмотрел на Олега.

Олег снова опустил вниз глаза, помолчал несколько секунд, собираясь с мыслями, и наконец, тяжело вздохнув, медленно произнес, тщательно подбирая слова:

– Я не знаю... он, конечно, любит и прихвастнуть, и пыль в глаза пустить, и даже, может быть, где-то в чем-то приврать, но... в этот раз мне почему-то показалось, что он был искренен. Я имею в виду, когда сообщил то, что... ну, о чем я уже рассказал.

– Почему вам это показалось? – почему-то перешел на «вы» Ахаян.

Иванов снова немного помолчал.

– Я, боюсь, не смогу этого объяснить. Мне так показалось.

– Интуиция?

В новом вопросе Ахаяна Олегу послышалась некоторая доля иронии, правда, объективности ради, надо было признать, что доля эта была весьма и весьма незначительной, тем не менее он, вместо ответа, предпочел неопределенно пожать плечами.

– Лады, – как ему показалось, довольно сухо резюмировал Ахаян, который, после небольшой паузы, медленно произнося и немного растягивая слова, обратился к остальным присутствующим. – Ну что, господа хорошие... не настало ли время... набросать, так сказать... кое-какие версии. – И, не дожидаясь ответа этих самых присутствующих, которые (и, в общем-то, вполне справедливо) восприняли данную фразу скорее как побуждение к действию, а не вопрос, он, не спеша, достал из стаканчика уже знакомый всем, кроме Иванова, карандаш, пододвинул к себе новый чистый лист бумаги; после этого неторопливо обвел взглядом всех своих подчиненных и, что тоже было вполне закономерно, остановил его на Минаеве. – Я весь внимание.