Чингиз Абдуллаев - В ожидании апокалипсиса

Вот тогда в дело вступят наши агенты и «люди влияния». Развал и разгром наших потенциальных соперников может стать более страшным, чем наш собственный.

Дронго:

— У меня такое ощущение, что мы все провалились в пятидесятые годы, самый пик «холодной войны».

Дмитрий Алексеевич:

— Ту войну мы проиграли, эту выиграем. Сейчас наши резиденты, агенты, информаторы и осведомители десятками переходят на сторону врага. Среди них есть много наших людей. У них только одна задача — закрепиться. Активно действовать они начнут через десять-пятнадцать лет. Тысячи людей покидают Россию, эмигрируя на Запад. И среди них много наших людей, иногда целые семьи. А задача у них тоже одна: просто выжить, приспособиться и быть готовыми к сотрудничеству с нами через много лет. В состоянии эйфории после победы ЦРУ не сможет разгадать нашу игру, а когда поймет, будет слишком поздно. Нельзя же проверить сотни тысяч людей, участвующих в миграционных процессах. Невозможно проверить каждого политика в республиках бывшего СССР, в странах Восточной Европы. Да никто и не позволит проводить подобные проверки. Есть вещи, которые нужно скрывать даже от своих.

Американцам в 1973 году удалось внедрить своего агента в ЦК КПСС. В орготдел они не смогли проникнуть, там сидели штатные аппаратчики обкомов и горкомов, в международный и общий попасть тоже было нелегко, мы проверяли очень строго. А вот в отраслевой отдел ЦК КПСС им удалось провести своего человека. Туда брали специалистов с предприятий, из министерств. Позднее мы смогли на него выйти. И тогда узнавший обо всем Юрий Андропов приказал его ликвидировать без ненужного разбирательства. Мы устроили автомобильную аварию. Никто, даже Брежнев, не знал об истинных мотивах этого убийства. Дело было закрыто и сдано в архив. Вот так мы и американцы работали в семидесятые годы, пока наша страна не уступила окончательно…

Она сидела на стуле, вытянув ноги. Как обычно, Мария была одета в темные брюки, какой-то грубый шерстяной свитер, очки лежали на столе, плащ брошен на постель. Поблизости стоял небольшой чемоданчик, где находилось ее оружие. Дронго знал, что Мария стреляла из французской снайперской винтовки «Лебедь» и пользовалась небольшим американским пистолетом «дженнингс».

Сейчас чемоданчик стоял довольно далеко, если, конечно, сзади за поясом у нее не было пистолета.

Его оружие находилось в другом чемоданчике, который Дронго опустил на пол.

— Здравствуй, — просто сказал он.

Мария кивнула, вставая.

— Здравствуй.

— Что-нибудь случилось? — спросил Дронго ровным голосом.

— Ты плохой актер, — тихо заметила женщина. — Ты же отлично знаешь, что именно случилось.

— Знаю. — Повернувшись к ней спиной, он медленно снял плащ. Если бы в этот момент Мария захотела выстрелить, он бы не успел помешать ей. Но она не захотела.

Повесив плащ на вешалку, Дронго вошел в комнату, усаживаясь напротив гостьи на кровати. Чемоданчик остался стоять на полу, в трех шагах от него.

— Оружие? — спросила Мария, показывая на этот проклятый багаж, полученный в камере хранения Центрального вокзала Брюсселя.

— Наверное. Я еще не видел. Можешь посмотреть, если хочешь.

Женщина чуть привстала, доставая сзади из-за пояса пистолет. Все-таки она была с оружием.

Дронго напрягся. Она повертела пистолет в руках и бросила его на постель рядом с ним. Затем, поднявшись, подошла к чемодану и, взяв его, снова села.

— Какой код? — спросила Мария.

— Пятьсот тридцать один. Набрав код, раскрыла чемоданчик. Достала оружие.

— «Магнум», — усмехнулась Мария. — Последняя модель: 586. Странно, обычно дают «Гифс смешиэл стейнлис», он более компактен. Видимо, учли твои вкусы.

— Прекрати, пожалуйста.

— Почему? — Ей нравилось паясничать. — Интересно же знать, каким именно оружием тебя убьют. Что ж, вполне подходяще. Мне всегда нравились пули «магнума». Это смерть наверняка.

Дронго встал и, шагнув к ней, резко ударил по лицу. Мария дернула головой, но револьвер не выпал у нее из рук. Он снова сел на кровать.

— Не боишься? — тихо спросила женщина. — У меня ведь заряженный «магнум». Ты не успеешь даже дотянуться до моего пистолета.

— Не боюсь, — мрачно отрезал Дронго.

Гостья вдруг как-то обмякла и, положив «магнум» на стол, отвернулась, тихо, беззвучно заплакав.

— Господи, — повторяла она. — Господи.

Дронго подошел к ней, и она, словно ожидая поддержки, схватила его за руку, уже не скрывая слез. Несколько секунд они молчали.