Чингиз Абдуллаев - Любить и умереть только в Андорре

— Мортимер не оставил бы никого из нас в номере перед его стаканом, — немного возбужденно сказала Офра, — он не мог просто никому из нас доверять. Но он мог выйти из комнаты только в том случае, если в ней остались два человека.

— Ты думаешь, что для этого нужны двое, — я зевнул, не убирая руки. Сосок у нее был как изящная шелковая пуговица, — один держит стакан, а другой наливает яд. Не говори глупостей.

— Убери, — ее начала возбуждать моя рука, и она чуть отвела ее в сторону, — просто это единственный вариант, при котором Мортимер может чуть ослабить свою бдительность. Он уверен, что двое агентов не могут договориться, и эта его самоуверенность и явилась причиной его смерти. Ты меня понимаешь?

— Мисс Мандель, — сказал я очень торжественно и официально, — вы когда-нибудь видели себя в зеркале?

— При чем тут это? — не поняла Офра.

— Если бы ты увидела себя голой в зеркале, увидела бы глазами мужчины, ты бы никогда не задавала подобного идиотского вопроса. Рядом с таким телом мужчина не может ничего понимать и ни о чем другом думать. Неужели это не ясно?

— Рудольф, — строго сказала Офра, — это очень серьезно, выслушай меня, и ты поймешь, что я права.

— Что мне еще остается делать? — пробормотал я.

— Мадам Шернер никогда и никому не открыла бы дверь в своем номере. Она хотя бы взяла свое оружие. Но она спокойно открывает дверь своему убийце. Это значит, что убийца пришел не один. Ты понимаешь мою мысль? Их было двое, и поэтому она спокойно открыла дверь. Она допустила ту же ошибку, что и Мортимер, решив, что двое различных агентов договориться не могут. Открывая дверь, она считала себя в полной безопасности, второй, пришедший сотрудник страховал ее от первого, и наоборот. И задушить ее могли только двое наших коллег. Ты меня понимаешь — двое.

Мне пришлось наконец подняться. Я сел на кровати, даже забыв прикрыть свою наготу. Кажется, Офра говорит серьезные вещи.

— Ты думаешь, кто-то сумел договориться?

— Я даже знаю кто, — возбужденно сказала она.

— Ты можешь их назвать?

— Кто был единственный среди нас, испытывающий к мадам Шернер нежные чувства?

— Ты думаешь, Гусейн?

— Мне кажется, да.

— Я не понимаю твоей логики.

— Она определенно благоволила нашему иранскому коллеге. И он наверняка в тот вечер пришел не один, а вместе со своим напарником. И вместе они постучали. Она, услышав, что они пришли вдвоем, пошла открывать им дверь. И, естественно, не думала, что они смогут договориться. А они спокойно убили фрау Шернер, для двоих, хорошо подготовленных мужчин это не проблема, и вышли из номера.

— Но почему ты решила, что это именно Гусейн?

— Помнишь смерть Мортимера? Гусейн тогда вернулся за спичками. А его напарник в это время сидел на террасе. Правда, конкретных свидетелей мы так и не нашли, может, он и отлучался на пару минут.

— Ты думаешь, что его напарником был Ли?

— Я уже даже не сомневаюсь. Они убили сначала Мортимера, потом задушили фрау Шернер. Никто в одиночку не справился бы с ней, в этом я не сомневаюсь. Для этого нужны обязательно двое мужчин. После этого они были единственные, кто решил вместе переехать в другой отель. Понимаешь? Они все время хотели быть одной парой. Иранец и китаец.

— Это не доказательство.

— Но совокупность фактов очень неприятная вещь. Они хотели вместе переехать в другой отель после смерти Эльзы Шернер.

— Дальше, — мне было достаточно интересно ее слушать.

— А когда мы подошли к отелю, они, похитив оружие фрау Шернер, готовили убийство кого-то из нас. Или твое, или мое. Видимо, китаец выстрелил в нас, но не попал, и тогда разозленный Гусейн, пользуясь своим «телефонным» алиби, спокойно пристрелил Ли Цзиюня и поднялся к себе в номер. Он был единственным, кто мог это сделать. С пожарной лестницы нельзя было попасть в холл, минуя портье, а это значит, что ты не мог видеть убегающих Анчелли или Поля. Это мог быть только Гусейн.

— Сильно, — сказал я, — а мне казался самым подозрительным Джулио Анчелли, этот любитель туалетов. Дважды во время совершения убийств он отсиживался в туалете. Просто не хотел напоминать об этом комиссару. Или Малыш Поль, которого даже французская разведка не сочла нужным снабдить более надежными документами. Мне они казались более подозрительными, чем Гусейн.

— В тебе сидит предубеждение, — возразила Офра, — просто ты не любишь Джулио Анчелли, а у него, по-моему, больные почки. Ты видел его мешки под глазами?

— Меня мало волнует состояние его мочевого пузыря, — зло ответил я, вставая, у нас оставалось не так много времени.