Чингиз Абдуллаев - Обретение ада

— Кто будет вести разработку этого агента здесь, на месте? — спросил Эшби.

— Я думаю, Эймс, — подумав, ответил Берден, — он самый опытный сотрудник нашего отдела.

Олдридж Эймс был не просто ведущим сотрудником советского отдела ЦРУ.

Он был кадровым офицером ЦРУ, отец которого также работал в этом ведомстве и пользовался абсолютным доверием руководства. Эшби удовлетворенно кивнул.

— Это правильно, — сказал он.

Эшби не знал, что через несколько лет будет вспоминать об этом как о своей чудовищной глупости. Не знал и Милт Берден, что его единственным темным пятном в биографии будет Олдридж Эймс, ведущий сотрудник советского отдела ЦРУ и одновременно агент советской разведки с тысяча девятьсот восемьдесят пятого года. Только получив такого агента, такой новый источник информации, руководство ПГУ КГБ пошло на своеобразный «обмен», подставив другого своего ценного агента — Рональда Пелтона, работавшего в Агентстве национальной безопасности США, чтобы спасти шесть лет назад Кемаля Аслана.

Ни молодой перспективный Александр Эшби, ни старый многоопытный Милт Берден, никто из сидевших в этот день в кабинете даже в страшном сне не мог представить, что советским агентом окажется именно Эймс, тот самый человек, который будет разрабатывать планы против КГБ СССР и справедливо считаться самым ценным агентом советской разведки в ЦРУ. В документах ПГУ КГБ он будет проходить как агент Циклоп. И даже местные резиденты КГБ в Америке не будут знать об истинном имени Циклопа, настолько секретным и охраняемым будет этот источник информации.

Но сейчас, в январе 1991 года, именно Эймсу будет поручена координация всех действий ЦРУ против КГБ в Германии. Милт Берден доверял Эймсу, что не помешало ему сказать Эшби:

— Я думаю, их источник информации в нашем ведомстве — это как раз тот самый неучтенный фактор, которого мы пока не знаем.

Эшби кивнул, и в этот момент зазвонил его телефон. Он поднял трубку.

Выслушав сообщение и сухо сказав «спасибо», положил трубку. Потом потер кончик носа и глухо сказал:

— Наши эксперты подтверждают. Снятый на фотографии человек и находящийся сейчас в Германии Кемаль Аслан — два абсолютно разных человека. Он советский агент-нелегал.

Арт Бэннон, единственный из присутствующих, улыбнулся, словно это была только его победа.

Сидя в купе первого класса, он смотрел, как за окном мелькали ухоженные дома немецких бюргеров, и чувствовал себя почти дома. Он хорошо знал, что между Западной и Восточной зонами Германии уже не будет никаких границ и никто не войдет в его вагон с просьбой показать паспорт. Но тем не менее сидел и ждал, когда наконец поезд перейдет эту невидимую линию, являвшуюся самой ожесточенной линией противостояния в истории человечества.

Поезд шел точно по расписанию, и он знал, что ближе к полуночи они пересекут эту невидимую теперь границу. И если по шоссейным дорогам еще можно было определить, где именно находится бывшая ГДР, а где. Западная Германия, то по железнодорожной колее сделать это было практически невозможно.

Автомагистрали в ФРГ были образцовыми дорогами Европы, сравнимыми разве только со знаменитыми американскими дорогами. А вот дороги ГДР, уже не ремонтируемые и не контролируемые последние несколько лет, после развала страны являли собой образец, вряд ли достойный подражания. Но он знал время и, купив в буфере небольшую бутылочку виски, ждал, когда наконец поезд пересечет границу, словно возвращая его домой. Он закрыл глаза и попытался представить, каким будет его дом. Но вместо старого дома, забытого и брошенного семнадцать лет назад, он видел техасское ранчо своего тестя, свои дома в Хьюстоне, Нью-Йорке и Торонто, глаза Сандры, взгляд своего сына. И не мог представить себе ни своей однокомнатной московской квартиры, ни квартиры в другом городе, где он вырос и пошел в школу. Только воспоминание о матери по-прежнему жило в его сердце, и, хотя сам образ был несколько затуманен, воспоминания о ней всегда помогали сохранять ту боль и ностальгическое чувство потери, которые он испытывал все эти годы. Почему-то он всегда помнил ее руки. Ее добрые, ласковые руки. И не мог представить ее постаревшей на целых семнадцать лет.

Ей было пятьдесят с небольшим лет, когда он уезжал на Запад. Это была еще крепкая сильная женщина, часто шутившая по поводу его командировок. Сейчас ей должно было исполниться семьдесят. Несколько раз, в самом начале его деятельности за рубежом, ему удавалось поговорить с матерью, которую для этих целей привозили в другие страны. Но эти «подарки» быстро закончились, так как такие разговоры, несмотря на все меры предосторожности, были исключительно опасны. С тех пор им обоим передавали только устные приветы и иногда ему привозили письма, написанные другим почерком на английском языке, являвшиеся переводной копией ее подлинных писем.