Чингиз Абдуллаев - Обретение ада

— У нас говорят: дыма без огня не бывает, — угрюмо огрызнулся полковник. — Возможно, проболтались ваши люди.

— Нет, нет, — поспешил успокоить немец, — мы специально все проверяли.

У них нет против нас никаких доказательств. Это только начало игры. Не обращайте внимания на подобные статьи.

— Стараюсь, — пробормотал полковник, — хотя в последнее время вы нас подводите. В свете начавшихся изменений в мире я бы советовал вам быть поосторожнее.

— Вы про Кувейт? — понял немец.

— И про Кувейт тоже. По моим сведениям, американцы начали сегодня широкомасштабную войну против Ирака. Пока моя страна соблюдает нейтралитет и даже внешне на стороне западной коалиции. Но ведь в Москве все может поменяться.

— Вы думаете, ваше руководство может поддержать Саддама Хусейна? Но ведь это катастрофа! Начнется третья мировая война. Американцы уже не уйдут с Ближнего Востока, пока не освободят Кувейт. Это для них уже вопрос принципа.

— Нет, — ответил полковник, — я не думаю, что дело может дойти до мировой войны. Просто руководство в Москве может несколько подправить свою позицию, и тогда американцы не будут столь нагло и беспардонно вести себя в мире. Вы меня понимаете? При этой ситуации наши войска еще очень долго будут находиться в Германии. И тогда нам придется заново пересматривать весь комплект наших договоренностей. Или еще конкретнее — просто отменить их.

— Вы не верите в быструю победу американцев?

— Нет, в это как раз я верю. При всем своем бахвальстве иракскому лидеру не устоять против объединенной коалиции союзников. Просто не тот уровень противостояния. Когда за спиной Саддама нет сильного союзника, он не продержится. Это очевидно. Но в любом случае нам надо быстрее договориться, — подвел итоги полковник. — О наших переговорах уже знают в Москве. И знают совсем не те люди, которых мы считаем своими союзниками.

— Я вас понимаю, — немец вздохнул. Ему всегда трудно давался разговор с этим мрачным полковником.

— Все еще может измениться, — мрачно заметил Волков и, показывая на веселящихся молодых людей, с неприязнью в голосе добавил:

— Может, они и правы, что собирают камни с разбитой стены. Может, вместо этой стены будет другая — еще выше и крепче прежней.

Немец испуганно открыл рот, но ничего не сказал, не решаясь спорить. А полковник, довольный эффектом, повернулся, чтобы уйти.

— До свидания, — Волков, засунув руки глубоко в карманы пальто, зашагал в сторону своего автомобиля.

Немец смотрел ему вслед и, лишь когда полковник скрылся за поворотом, повернулся и медленно пошел в другую сторону. Он вдруг с ужасом подумал, что его недавний собеседник может оказаться провидцем. И почти с суеверным страхом посмотрел на то место, где на его памяти всегда стояла стена. Эта проклятая для любого немца стена, отделявшая один мир от другого. И редко находились «сталкеры», согласные на опасные путешествия из одного мира в другой. Когда-то немец прочел книгу русских фантастов Стругацких и решил, что Зоной они называли Западный Берлин, в который так стремились попасть тысячи немцев из восточной части города.

Молодые люди по-прежнему дурачились у моста, не обращая внимания на проходившего мимо незнакомца. Правда, одна из девушек, снимая ночной город, почему-то крупным планом сфотографировала проходившего мимо мужчину. Но это была очевидная случайность, даже расстроившая девушку.

В Софии их встречали два сотрудника американского посольства. Уильям с юмором подумал, что в другие времена эскорт для встречи был бы куда внушительнее и мог состоять из отрядов советских и болгарских контрразведчиков.

Крах всей системы стран Варшавского Договора начался с Польши. Как только советское руководство разрешило Ярузельскому провести в Польше действительно демократические выборы, вопрос был решен окончательно и бесповоротно. Может, даже раньше. Он был решен еще в начале восемьдесят девятого, когда Горбачев пошел на первые относительно демократические выборы в СССР и разрешил трансляцию со съезда Советов на весь мир. И мир дрогнул, понимая, что в Советском Союзе происходят действительно небывалые перемены.

Летом восемьдесят девятого мир увидел и второй путь развития социализма. На центральной площади Пекина были безжалостно расстреляны китайские студенты, осмелившиеся заявить о приоритете демократических прав и свобод в несвободном обществе. Горбачев сделал выводы из этого расстрела.