Чингиз Абдуллаев - Символы распада

Он сказал это тише обычного, словно приглашая других осознать размеры катастрофы, грозившей всем в случае применения подобного оружия в Москве.

— Что будем делать, если заряды все-таки вывезли из Центра? — спросил Президент.

— Мы пока не рассматриваем эту возможность. Наши эксперты считают, что заряды все еще на месте.

— А если их уже там нет?

— Нужно вводить чрезвычайное положение не только в Москве. — Директор говорил словно смертник перед казнью. — Нужно вводить такое положение на всей территории страны. Придется на официальном уровне признать существование у нашей страны подобного оружия.

— Это невозможно, — возразил помощник Президента по международным вопросам.

— Найдите министра иностранных дел, пусть срочно возвращается, — приказал Президент, обращаясь к премьеру. — Неделя это много, — добавил он в заключение, — три дня. Через три дня вы должны доложить мне, что там случилось. Или найти исчезнувшее оружие. Вы меня поняли?

— Да. — Директор понял, что это намек на его отставку в случае любого отрицательного исхода.

— И пока о случившемся должны знать только мы, — строго объявил Президент, оглядывая присутствующих. «Только этого нам не хватало, — подумал он, — только этого не хватало».

Он докурил сигарету до конца, как обычно докуривают бывшие заключенные, стараясь выжать из нее максимум возможного, бросил окурок и тщательно втер его в мокрый асфальт. Было довольно прохладно, но он неподвижно стоял в своей темной рубашке, не обращая внимания на моросивший дождь. Когда подъехал автомобиль, он сразу сел на заднее сиденье.

— Здорово, Сухой, — кивнул сидевший сзади Сириец. Водитель молча развернул машину. Рядом с ним сидел еще и телохранитель, даже не повернувший головы. «БМВ» последнего выпуска. Пока Сухарев не может себе позволить такой машины, какая есть у Сирийца. Тот известный в Северной Пальмире вор в законе, человек, которого уважают даже в Смольном.

Сириец сумел сделать себе имя в те годы, когда шпана пыталась делить участки владений и стреляла друг в друга на каждом углу. Ованесов Михаил Аршакович, имевший пять судимостей и еще больше недоказанных дел, названный Сирийцем по месту своего рождения, был опытным и умелым человеком. Его родители приехали из Сирии, вот почему у него такая странная кличка и немного африканская внешность — курчавая голова и полные, немного припухшие губы.

Он правильно рассудил, что на заре кооперативного движения не стоит ввязываться в мелкие стычки. Его больше интересовали акционерные общества, лесоматериалы, бумажная промышленность. Казалось, он вкладывает деньги в самые нерентабельные дела. Все открывали кооперативы, рестораны, бары, держали девочек и занимались рэкетом, а он объезжал районы, уговаривал директоров создавать совместное производство, подписывал тысячу бумаг и готовил другую тысячу. Директора оказывались на удивление понятливыми и сговорчивыми. Правда, один из них внезапно заартачился, но, когда у него неожиданно сгорела дача, он согласился на все условия и подписал все нужные документы. В городе шепотом рассказывали, что Сириец построил потом директору новую дачу, еще лучше прежней.

Едва началась обвальная инфляция, Сириец начал скупать по дешевке коммунальные квартиры в центре города, выселяя жильцов из разваливающихся домов. Этот бизнес оказался самым удачным. Квартиры ремонтировались, отстраивались, модернизировались. К середине девяностых в Санкт-Петербурге, как и по всей России, появились не просто богатые, а очень богатые люди, они с удовольствием покупали за баснословные деньги престижные квартиры в лучших местах Санкт-Петербурга, нимало не смущаясь тем обстоятельством, что нигде в мире не было подобных цен.

Сириец сделался не просто миллионером. Он стал по-своему символом перемен. Удачливым, изворотливым, умным дельцом, сумевшим поставить свои дела должным образом. Появляющиеся конкуренты довольно быстро сворачивали свои дела. Кроме всех других заслуг, у Ованесова были прекрасные отношения с правоохранительными органами, и он всегда имел гораздо больше информации, чем все его конкуренты, вместе взятые. Это очень помогало выжить в той невероятно сложной ситуации, складывающейся по всей стране к концу века.

Сухарев, или Сухой, знал сидевшего в машине давно. Они вместе отбывали срок в колонии в последнюю «ходку» Сирийца. Тот вышел в восемьдесят шестом и с тех пор уже не попадал за решетку. Теперь ему было около пятидесяти, он сильно располнел, черты лица расплылись. В его поведении появились уверенность и вальяжность очень богатого человека.