Чингиз Абдуллаев - Только свои

Раздав подарки, они поднялись наверх. В руках у Тудора был небольшой чемодан. Я вспомнил про наш багаж и в который раз укоризненно посмотрел на Рахиму.

Мама почему-то повела Гулсум с мужем не на второй этаж, где была свободная спальня, а на третий. Может, она не хотела, чтобы Тудор оказался рядом с Леной. А может, потому, что действительно испугалась непрошеного гостя и подсознательно старалась устроить своих детей подальше от возможных инцидентов на первом этаже. Сейчас мне трудно судить, чем мама руководствовалась, но она привела мою сестру и ее мужа на третий этаж в комнату рядом с нами.

Рахима отправилась на кухню, заявив, что проголодалась. Иногда я с трудом сдерживаю себя, чтобы не наорать на нее. Она могла бы спуститься к обеду, а не есть в спальне. Но я промолчал. Пусть делает все, что ей нравится. В конце концов, сегодня Рождество и каждый волен выбирать собственный стиль поведения. Вместо того чтобы помочь моей матери, она вела себя совершенно неподобающим образом. Хорошо, что моя мать все понимает. Другая свекровь немедленно устроила бы скандал и потребовала бы, чтобы ее невестка ей помогла. Но моя мать слишком много лет провела за рубежом, чтобы быть традиционной восточной свекровью. Хотя мы и жили в основном в азиатских государствах, но в советских посольствах царили свой менталитет и свои правила. Поэтому в нашей семье основным языком общения был русский, мы учились в советских школах при посольствах – а там преподавали только на русском языке – и дружили с детьми наших дипломатов, представляющих всю прежде огромную страну.

Лена подошла к стеллажам и стала разглядывать книги. Меня так и подмывало спросить: читала ли она хоть кого-нибудь из этих авторов? Или хотя бы слышала о них? Но побоялся поставить ее в неловкое положение. Ей книги были не нужны, как и ее мужу. Все правильно, книги – отживающий атрибут тех советских интеллигентов, которые любили собираться на кухнях и рассуждать о глобальных проблемах. В посольствах тоже встречались такие «умники». Сейчас они уже никому не нужны, как и их рассуждения о Сартре и Камю. Их философия осталась в прошлом веке, когда было модно собирать книги, ходить на премьеры в театры, читать «толстые» литературные журналы и размышлять над смыслом жизни. Сейчас книги уже никто не собирает и не читает, нет ни времени, ни желания. Литературные журналы усохли и выходят на пособия Сороса лишь ничтожными тиражами, на премьеры в театры ходят миллионеры вроде Салима Мухтарова, которые спят на спектаклях и не отключают свои мобильные телефоны, но зато в состоянии заплатить за дорогие билеты. И наконец, все поняли, что главный смысл жизни – это заработать как можно больше денег, обеспечить свою семью, детей, внуков. Все остальное – глупая демагогия вырождающихся интеллигентов. Совесть, честь, достоинство, верность, свобода – стали ненужными понятиями. Деньги – вот в чем смысл жизни. И похоже, Лена это поняла раньше других.

Мухтаров открыл дверь и долго смотрел на «Хаммер», впуская холодный воздух в дом. Затем закрыл дверь и запер ее на два замка. Отец опустил жалюзи на всех окнах первого этажа.

– Хорошая машина, – одобрительно заявил Салим, кивнув на входную дверь. Он явно имел в виду «Хаммер», на котором приехала Гулсум с мужем.

– Очень хорошая, – подтвердил мой отец. – В непогоду нужно ездить только на таких машинах. Но в Лондоне с этими автомобилями большая проблема.

– Почему? – удивился Мухтаров. – А я как раз хотел купить себе такой. Какие проблемы?

– В Лондоне создали специальное общество, которое выступает против появления в городе больших автомобилей, – улыбнулся отец. – Они считают, что джипы и «Хаммеры» – это машины для сельской местности и им не место на городских улицах. Требуют, чтобы такие машины не пускали в центр или брали с них дополнительную плату.

– Ну, это не страшно, – захохотал Салим, – как-нибудь заплатим. И с машинами разберемся. Это свободная страна. Я могу ездить хоть на грузовике.

– Да, – согласился отец, – здесь трудно что-либо запретить. Любой гражданин может обратиться в суд, даже иностранец.

Я посмотрел на часы. До ужина еще оставалось время. Я подумал, что Рахима, наверное, еще побудет какое-то время на кухне и у меня есть возможность, поднявшись к себе, немного отдохнуть. Когда я выходил из кабинета, мой отец и Салим Мухтаров снова достали коньяк. Меня они не задержали. Я поднимался по лестнице, думая о Лене и о ненужных книгах, которыми заполнен кабинет. Они там были всего лишь элементом интерьера.