Чингиз Абдуллаев - Кубинское каприччио

– Да, – кивнула она, – все время.

– К нему часто приезжали чужие или гости?

– Раньше приезжали, а в последний год нет. Ему не хотелось показываться перед гостями в таком виде. Он очень похудел, ослаб, нервничал, когда в дом входил посторонний. Были только его племянники и мы с врачом.

– И больше никого? Кто еще навещал его в последние дни?

– Больше никто, – удивилась Фатьма, – мы были с ним рядом. Его племянники, врач и я. Больше никто не оставался в доме.

– Это я уже понял. Кто еще приходил к вам в последнюю неделю его жизни? Кто здесь был?

– Хуршида все время приходила. И ее сын Туфан. Зинур Марчиев два раза приезжал. Больше никого не было.

– А садовник и водитель. Они не входили в дом?

– Конечно, входили. Много раз входили и выходили. Но они свои. Гулам и Иса. Оба все время были рядом и нам очень помогали.

– И Валида тоже приезжала?

– Только один раз. Он не хотел, чтобы она к нему приезжала. Очень переживал. Просил его побрить и одеть. Стеснялся надевать рубашку, она была ему очень большой. И тогда он надел водолазку, чтобы не так было заметно, как он похудел. Но она приехала и все поняла. Я потом видела, как она внизу плакала.

Дронго и Борис переглянулись.

– Вы можете рассказать более подробно, что случилось после смерти Семена Борисовича, – попросил Дронго, – мне важно знать, кто именно входил в его спальную комнату?

– Никто не входил. В эту ночь мы были втроем: Асиф, наш доктор и я. Доктор все время посылал меня за горячей водой. Утром Семену Борисовичу стало совсем плохо. Потом он захрипел. Асиф начал громко плакать, доктор его успокаивал. Я тоже заплакала. Доктор вышел из спальни, чтобы позвонить. Я тоже всем звонить стала, чтобы приехали. Раньше всех Хуршида приехала.

Она вздохнула. Было понятно, что ей нелегко вспоминать события того рокового дня.

– Потом мы перенесли тело на первый этаж, – сообщила Фатьма, – приехали Зинур и Туфан. Вместе с Гуламом и Исой они перенесли тело Семена Борисовича вниз, на первый этаж. И я закрыла дверь в спальню, чтобы туда никто не входил.

– Значит, никто туда больше не входил?

– Нет, – ответила она, – никто не входил. Потом пришли из синагоги, потом много людей собралось. И все уехали в Баку. А я осталась в доме одна.

– Вы не участвовали в похоронах? – понял Дронго.

– Я ведь мусульманка, – ответила Фатьма, – вы же знаете, что по нашим законам мне нельзя ходить на кладбище во время похорон. И поэтому я не поехала в Баку. У меня брат был на заработках в Дербенте, а его жена в это время болела. И я еще должна была присматривать за моей племянницей Назрин. Поэтому взяла ее сюда, к себе. Но в доме нужно было все убрать. Два дня я все чистила и убирала. Везде было грязно, много людей к нам поднимались, чтобы проститься с Семеном Борисовичем. Я знаю, что он был евреем, но все равно пошла в мечеть и помолилась за него. Он был очень хорошим человеком, упокой Господь его душу.

Борис отвернулся, чтобы скрыть набежавшие слезы.

– Спасибо тебе, Фатьма, – искренне сказал он, – ты всегда была верным другом нашей семьи.

– Что было потом? – спросил Дронго.

– Через три дня Асиф и Борис вернулись сюда. Потом они здесь оставались и снова уехали. Но на третий день и на седьмой сюда опять приходило много людей. Они во дворе собирались, под навесом. Мы там палатку поставили и длинные столы. И еще двое ребят из нашего ресторана внизу дежурили, всем чай подавали с лимоном. Хорошие ребята.

– Они в дом поднимались?

– Нет. Зачем им в дом подниматься? Некоторые женщины на кухню приходили. Сидели рядом со мной, плакали, вспоминали Измайлова. У них много родственников в Красной Слободе, все его очень уважали.

– А на второй этаж кто-нибудь поднимался?

– Нет. Там только спальные комнаты. Зачем кому-то подниматься на второй этаж? Только Асиф поднимался. И больше никто.

– Понятно. Вы слышали, что вчера убили Валиду?

– Я услышала, как кричала Хуршида, и поняла, что Валиду убили. Жалко ее. Семен Борисович очень ее любил, даже фотографию ее держал у себя в кабинете.

– Я об этом не знал, – прошептал Борис.

– Он стеснялся. Прятал фотографию в альбоме. А раньше она стояла в рамочке у него на столике. Он ее очень любил, когда сюда приезжал, каждый вечер ей звонил. Или она ему звонила.

– У меня к вам такой вопрос. Только отвечайте не спеша, вспоминайте. Когда в последний день жизни Семена Борисовича вы спускались на кухню за горячей водой, были такие моменты, когда Асиф тоже выходил из спальни и доктор Мильман оставался с Семеном Борисовичем вдвоем?