Эрик Ластбадер - Предательство Борна

Борн восстановил в памяти, что имя Тифон пришло из греческой мифологии: так звали вселявшего ужас стоголового отца безжалостной Гидры.

– Но у нас уже есть контртеррористический центр.

– КТЦ понятия не имеет о существовании «Тифона», – сказал Лернер. – Больше того, даже у нас в управлении об этом отделе известно только тем, кому это необходимо.

– То есть этот ваш «Тифон» – вдвойне засекреченное ведомство.

Лернер кивнул.

– Мне понятен ход ваших мыслей: ничего подобного не было у нас со времен «Тредстуона», школы убийц. Но на то имеются веские причины. «Тифон», скажем так, явление в высшей степени противоречивое, насколько это беспокоит могущественные реакционные элементы в президентской администрации и в Конгрессе. – Он поджал губы. – Выражусь более откровенно. Линдрос создал «Тифон» с нуля. Это не подразделение нашего ведомства; по сути дела, это совершенно независимое ведомство. Линдрос настоял на том, чтобы быть полностью свободным от бюрократического контроля. Кроме того, по самой своей природе «Тифон» осуществляет свою деятельность по всему земному шару – Линдрос уже открыл отделения в Лондоне, Париже, Стамбуле, Дубае, Саудовской Аравии и еще в трех местах на Африканском роге. Главная его цель – проникнуть в террористические ячейки, чтобы уничтожить всю сеть изнутри.

– Проникнуть в ячейки, – повторил Борн. Значит, вот что имел в виду Мартин, когда говорил ему, что, если не считать самого директора, он во всем управлении совершенно одинок. – Святая чаша Грааля контртеррористической борьбы, но пока что никому не удавалось даже приблизиться к цели.

– Потому что во всех подобных ведомствах мусульман можно по пальцам пересчитать, а арабистов еще меньше. В ФБР из двадцати тысяч сотрудников только тридцать три человека обладают хотя бы ограниченными познаниями в арабском языке, причем ни один из них не работает в тех подразделениях Бюро, которые занимаются проблемами терроризма на территории нашей страны. И на то есть свои причины. Ведущие лица администрации по-прежнему крайне неохотно привлекают к сотрудничеству мусульман и арабистов – им просто не доверяют.

– Глупая близорукость, – заметил Борн.

– Однако такие люди существуют, и Линдрос потихоньку их вербовал. – Лернер поднялся из-за стола. – Итак, общее направление я вам указал. Следующей остановкой, насколько я понимаю, будет знакомство с самими сотрудниками «Тифона».

Как и подобало вдвойне засекреченному контртеррористическому ведомству, «Тифон» скрывался глубоко под землей. Подвальные помещения здания ЦРУ были переоборудованы и заново отделаны строительной фирмой, всех до одного сотрудников которой досконально проверили на благонадежность, после чего заставили подписать конфиденциальное соглашение, которое обеспечивало им двадцатилетнее пребывание в закрытом федеральном учреждении в том случае, если жадность или глупость толкнет их нарушить молчание. А все оборудование, которое заполняло подвалы раньше, было отправлено в ссылку в пристройку.

По пути из кабинета заместителя директора Борн на минуту заглянул в царство Анны Хельд. Вооружившись именами двух агентов, перехвативших тот самый разговор, из-за которого Мартин Линдрос отправился на противоположный конец земного шара по следу контрабандных ВИРов, он сел в кабину специального лифта, осуществлявшего прямое сообщение пятого, директорского, этажа с подвалом.

Когда кабина, вздохнув, остановилась, на левой створке дверей ожила жидкокристаллическая панель – электронный глаз, придирчиво изучивший крошечный черный восьмиугольник, который Анна закрепила Борну на лацкане пиджака. На восьмиугольнике была нанесена цифровая кодовая комбинация, видимая только сканеру. И лишь после этого стальные двери раскрылись.

Мартин Линдрос преобразил подвал в одно огромное пространство, заполненное мобильными рабочими станциями, от каждой из которых к потолку поднимались жгуты кабелей. Эти кабели были подвешены к специальным рельсам и могли перемещаться вместе со станциями и обслуживающим персоналом в соответствии с новыми заданиями. В дальнем конце Борн заметил несколько комнат для совещаний, отделенных от основного зала матовым стеклом, перемежающимся со стальными панелями.

Как и подобает ведомству, названному в честь чудовища с двумя сотнями глаз, все пространство «Тифона» было заполнено мониторами. На самом деле сами стены представляли собой мозаику плоских плазменных экранов, на которые выводилось ошеломляющее разнообразие цифровых изображений: снимки поверхности Земли, полученные с разведывательных спутников, картины камер видеонаблюдения, установленных в оживленных местах, в первую очередь транспортных узлах, таких как аэропорты, автовокзалы, железнодорожные вокзалы, многоуровневые развязки автомагистралей, пригородные железнодорожные линии, станции метро самых разных городов мира – Борн узнал Нью-Йорк, Лондон, Париж, Москву. Люди всех цветов кожи, вероисповеданий и национальностей куда-то спешили, стояли в нерешительности, кого-то ждали, курили, садились и сходили с поездов и автобусов, говорили друг с другом, не обращали внимания друг на друга, не отрывали глаз от экранов портативных компьютеров, делали покупки, целовались, обнимались, бормотали себе под нос, что-то оживленно говорили в прижатые к уху сотовые телефоны, скачивали сообщения из почтового ящика и картинки с порнографических сайтов, понурые, веселые, трезвые, пьяные, накачавшиеся наркотиками; вспыхивали драки и вспыхивали щеки сладостным румянцем первого свидания. Хаос неотредактированных видеоизображений, из которого аналитикам требовалось выделить определенный рисунок, цифровые знамения, электронные предостережения.