Крыжановский Жемер - Тибетский лабиринт

Теперь о Лили Беллоу. То, что сия добродетельная особа является одним из Козырей Носителей, Герман догадался почти сразу - как только услыхал о пресловутой Игре. «Луна» - так обозначила рыжую суку старуха Шурпанакха. Герман чуть не застонал от воспоминаний, когда это услышал. Ведь несчастный Колька Песцов звал свою неверную жену не иначе как Лилит - Черная Луна. Поистине черную - роковую - роль сыграла Лилия в жизни мужа. Но ведь и в жизни Германа она сыграла немалую роль, явив странное совпадение: в каком-то позабытом предании, слышанном то ли от дяди, то ли от того же Кольки Песцова, в котором говорится, будто первую жену Адама, каковая у того была до Евы, звали именно Лилит. Интересно, где сейчас пролегает орбита означенной Черной Луны? Судя по тому обстоятельству, что пес Сахарок выжил и ни в малейшей степени не пострадал после того, как скатился со склона в обнимку с достойной дамой, можно предположить, что и последняя пока еще жива. По крайней мере, тела нигде не обнаружили, хоть поиски проводились весьма тщательно - Ева Шмаймюллер о том позаботилась.

Н- да, Ева! Когда прекрасная фройляйн услыхала, что Лили Беллоу вроде как тоже подручная Носителей, так прямо взвилась с места и без обиняков заявила -мол, пусть бабушка Елена выбирает кто ей нужнее - Герман или Лили, ибо никакому сотрудничеству между этими двумя не бывать - Ева ничего подобного не допустит. Но добрая старушка успокоила красавицу и умницу - ничего той делать самой не придется, обо всем позаботится Равновесие. Ведь Ева - тоже козырная карта, и именуется Звездой. Ее миссия - вести за собой и побуждать к подвигам. Раньше Ева была на стороне Крокодила, но, поскольку Дурак перевернулся на другую сторону», его Звезде суждено сделать то же самое. В противовес последняя козырная карта Носителей - Луна - выбывает из игры.

- Ни за что не поверю, что эта выдра так просто остановится, - воскликнула тогда Ева. - Я в людях не ошибаюсь, уж поверьте!

А старуха и не думала возражать, просто пояснила:

- Ты, девочка в людях разбираешься, это правда, зато я сильна в картах: жива Луна или нет, но она вышла из Игры.

Ева посмотрела на Носительницу с подозрением, затем обернулась к Герману, да так резко, что взметнулись убранные в хвост светлые волосы, и сказала, глядя в глаза:

- Даже не пытайся отговаривать меня от возвращения в Германию! Даже не пытайся! Либо мы едем оба, либо никто!

Он и не стал отговаривать. Не посмел.

«Ну, все, вроде дошел, теперь еще бы скатиться без эксцессов - не так, как вчера!» - Герман останавливается, и с опаской смотрит вниз, где у речной излучины виднеется большая юрта. Подле нее призывно машет рукой крошечная человеческая фигурка. Ева! Герман успевает еще подумать, что, видимо, тот, кто первым придумал слова «путеводная звезда» имел в виду совсем не небесное светило, а прекрасную любимую женщину, но мысль эту уносит свистящий ветер, а сам Герман стремглав мчится по склону.

Несколько захватывающих дух мгновений длится бешеное скольжение, но затем крутой спуск становится более пологим, и вот уже гордый, радостный лыжник катится по ровному и гладкому как стекло, льду.

Плавно затормозив, он останавливается почти у самой границы горного снежного покрова - дальше зеленеет трава долины. Освободившись от лыж, Крыжановский, сопровождаемый заливистым лаем шального и неуемного Сахарка, бежит к юрте, возле которой стоит Ева, а с нею члены семьи кочевников - муж, жена и семеро ребятишек. Все улыбаются - еще бы, ведь вчера имели возможность наблюдать, как Герман вначале катился с горы кубарем, а закончил спуск на пятой точке.

В юрте ждал накрытый стол: чай, который Ева, для остужения, принялась переливать из одной кружки в другую, а также ячменные лепешки и масло из ячьего молока. Хозяйские дети, окружив со всех сторон гостью, не отходили от нее ни на шаг - каждый стремился прикоснуться к невиданной доселе диве. А самая младшая девчушка с запоминающимся именем Цамцзот, не долго думая, вскарабкалась белокурой фройляйн на спину и, обхватив за шею, мирно уснула.

При взгляде на эту картину Герману, вслед за доктором Фаустом, захотелось вскричать: «Остановись, мгновение, ты прекрасно!» Мысль о том, что каждый новый миг приближает его и Еву к черте, когда их беззаботная, почти райская жизнь сменится другой - полной смертельных опасностей и невероятных трудностей - тяжким камнем лежала на сердце, не позволяя дышать полной грудью. Сколько еще у них с любимой осталось таких чудесных дней? Пять? Десять? Оказалось - гораздо меньше.