Борис Соколов - Абхазская повесть. (Художник С. Бродский)

- Расскажите! - попросил Сергей Яковлевич.

- Некий богатый помещик Смецкой - он жив и сейчас, живет в Синопе, получает персональную пенсию, - до революции на свои средства построил огромное здание, оборудовал новейшей по тем временам аппаратурой и подарил это хозяйство неимущим студентам, больным туберкулезом. До революции это было лучшее лечебное учреждение России. Да и сейчас одно из первых. Построено на горе, лицом к морю. Прикрыто от северных холодных ветров горами. В самые жаркие дни здесь прохладно, а если вы останетесь здесь на лето и осень, убедитесь, как жарко в Сухуме. Посмотреть стоит! Неужели Константиниди, этот идолопоклонник, не рассказал вам о Гульрипше?

- Нет! Ни слова. Что же еще посмотреть?

- Александр Семенович! Расскажи о Каманах, помнишь, что говорили нам старики? - напомнил лысый.

- Каманы? Что ж, стоит съездить и туда. Когда-то, давным-давно, там был город и, как в каждом приличном городе, храм. Местные аборигены утверждают, что именно здесь умер и похоронен Иоанн Златоуст. Надеюсь, вы слышали о таком? - спросил Жирухин иронически.

- Честно говоря, нет, - ответил Обловацкий.

- Ну, тогда и углубляться не стоит. Так вот, сейчас в Каманах чекисты организовали «виварий», где перевоспитывают своих классовых врагов, внушают им свою «идею фикс», что труд облагораживает человека.

- И как, получается? - с ехидной улыбкой спросил Михаил Михайлович.

- А это зависит от количества мозговых извилин у каждого отдельного объекта, - засмеялся Жирухин. И, обращаясь к Обловацкому, объяснил: - Чем меньше извилин, тем быстрей действует!

Михаил Михайлович и Василий Сергеевич рассмеялись. Сидевший напротив с сосредоточенным видом разливал остатки вина в бокалы, стараясь, чтобы всем вышло поровну. Он, как будто, весь ушел в это занятие и не принимал участия в разговоре.

Обловацкого поразила озлобленность этих людей, сквозившая и в тоне и в смехе, такая откровенная издевка при незнакомом человеке. Неужели это из-за опьянения? Или его проверяли? Не слишком ли открыто? Сергей Яковлевич улыбнулся, представив на своем месте Строгова.

- Мы слишком громко говорим там, где надо было бы помолчать, - сказал он многозначительно.

- Между прочим, мысль правильная и толковая, - согласился, сразу трезвея, Михаил Михайлович. - Вообще, давайте закругляться. Делу время, потехе час. Мне с утра в Совнаркоме надо быть!

- Ты когда думаешь обратно? - спросил его Василий Сергеевич.

- Не позже пятницы.

- Далеко? - поинтересовался Сергей Яковлевич.

- «Нах наузе». В Москву, - ответил Михаил Михайлович.

- У меня к вам просьба, - попросил Обловацкий.

- Пожалуйста, - ответил тот любезно.

- Захватите сестре в Москву посылочку и письмо.

- Пожалуйста, пожалуйста, - повторил Михаил Михайлович. - Готовьте ваш груз! Сам лично завезу и передам. Пошлите фрукты, вино, лавровый лист.

- Большое спасибо! Завтра же приготовлю. Куда разрешите доставить?

- Давайте… - он запнулся. - Давайте посылку… - чувствовалось, чо ему не хотелось называть адрес, и он мысленно перебирал места, куда можно бы было принести посылку.

- Разрешите, я занесу вам домой, - подсказал Сергей Яковлевич, желая выяснить, где остановился и живет этот человек.

- Да нет, не беспокойтесь. Лучше я зайду сам или пришлю кого-нибудь. Ведь вы живете здесь, в гостинице? В каком номере?

- В тридцать втором. Но стоит ли вам беспокоиться? Мне, право, неудобно.

Пустяковый вопрос о посылке вырастал в проблему, и, несмотря на опьянения, все это почувствовали.

- Нет, нет, ничего, - заторопился Михаил Михайлович, - я зайду сам. Ну что ж, товарищи, как говориться, нет такой компании, которая бы не расходилась. Пора и нам.

Подозвав официанта, он оплатил счет. Все встали и, продолжая разговаривать, направились через опустевший зал к выходу.

Набережная, еще недавно оживленная и шумная, была пуста. Начали прощаться. Все долго жали руку Обловацкому, а сильно опьяневший Жирухин даже пытался расцеловаться с ним. Михаил Михайлович шутя оттолкнул Жирухина и, заглянув в лицо Сергея Яковлевича, повторил, что зайдет завтра к концу дня.

Обловацкий направился к гостинице. О не прошел и двадцати шагов, как столкнулся с Пурцеладзе. Проходя мимо Сергея Яковлевича, тот подмигнул и вполголоса спросил:

- Лысый? Толстый?

Обловацкий кивнул. Михаил Михайлович был лыс и толст.

Доехав на попутной машине до Маджарки, Сандро вылез из кузова и, сказав традиционное «мадлоб» [2] Мадлоб - спасибо (груз.). , зашел в стоявший на стыке дорог духан. Хозяин его, изнывавший от безделья и одиночества, принес бутылку вина. Ему было скучно, и, подсев к столику, он решил узнать последние новости от приезжего из города. Разговор начался стандартными вопросами: откуда и куда едешь, как торговля? Духанщик жаловался на конкуренцию недавно открытой столовой сельпо. Единственным козырем, спасавшим этого представителя частного капитала, были медлительность и неповоротливость кооператоров. Кроме маджары и засохшего сулугуни - соленого овечьего сыра, - у них порою ничего не было, тогда как он всегда мог предложить своим посетителям и шашлык по-грузински, и сациви, и лобио, и купаты, и мамалыгу с сыром, и харчо, и, наконец, хаши - этот деликатес гурманов.