Сергей Донской - И целой обоймы мало

– Сейчас, дорогой! – донеслось снизу.

– Баки заправлены?

– Под завязку, дорогой, – откликнулся невидимый Физулин. – На тысячу километров хватит. – Его перепачканные машинным маслом пальцы раскачали и выдернули шплинт из топливного патрубка. – Если у тебя есть жена и дети, то тоже передавай им привет от летчика Физулина! – Говоря это, он скрутил крепежную гайку, оставив ее держаться на самом краешке резьбы, чтобы потоки керосина из бака не хлынули раньше, чем самолет поднимется в небо. – Да благословит вас всех Аллах, – крикнул Физулин, выбираясь из-под самолета на отмель и размахивая над головой обеими руками. – Счастливого пути!

– Бывай, – подмигнул летчику Бондарь и двинул рукоять вперед.

Самолет бежал по воде все быстрее и быстрее, подпрыгивая на волнах, как на ухабах. Сделавшийся прозрачным пропеллер со свистом рассекал воздух. Плавно прибавляя обороты и неотрывно наблюдая за стрелкой тахометра, подползающей к красной отметке, Бондарь потянул на себя рычаг набора высоты.

Уши заложило от усилившегося воя двигателя, тело вдавило в кресло. Подпрыгнув, амфибия тяжело оторвалась от воды, задрала нос и взмыла вверх.

Взявшись обеими руками за штурвал, Бондарь постепенно приноравливался к самолету, отзывающемуся креном на малейшее неосторожное движение. Это было все равно что объезжать горячего скакуна, не желающего признавать нового седока. Чуть зазеваешься – встанет на дыбы или кувыркнется через голову.

– Не балуй, – тихо попросил Бондарь. – Если навернемся, то вместе, неужели ты не понимаешь?

Самолет еще немного покапризничал и выровнялся, повинуясь человеку. Может быть, он истосковался по доброму слову?

– Хорошая машина, – прошептал Бондарь, словно опасаясь, что кто-то посторонний может его услышать и записать в сумасшедшие.

Поймав себя на этой мысли, он улыбнулся. Давние навыки возвращались, напряжение сменялось удовольствием от полета. Машину слегка покачивали встречные потоки воздуха, но эта небольшая болтанка была даже приятной. Держась трехсотметровой высоты, Бондарь уверенно держал курс на юго-запад, предполагая дотянуть до Махачкалы, куда вряд ли долетели оперативные сводки о последних событиях в Астраханской области.

Но через несколько минут гул мотора сделался прерывистым; чихая и кашляя, он начал сбиваться с ритма, вынуждая самолет то проваливаться, то набирать заданную высоту снова. Бросив взгляд на приборы, Бондарь присвистнул:

– Эге! А куда подевалось горючее?

Стрелка на топливном датчике нервно подрагивала у нулевой отметки, сигнальная красная лампочка предупреждающе мигала. Это означало, что пусты оба бака, которые, по словам Физулина, были заправлены под завязку. Вспомнив лоснящуюся физиономию азербайджанца, Бондарь подумал, что неплохо бы воспользоваться приглашением и нагрянуть в Баку. Только вряд ли каждый встречный укажет дорогу к дому Гейдара Физулина. Еще менее вероятно, что полет с пустыми баками закончится благополучно.

Оглядевшись по сторонам, Бондарь не увидел за стеклом кабины ничего, кроме безоблачного неба и моря, расстилающегося от горизонта до горизонта. Совершить вынужденную посадку на воду?

Стрелка на датчике топливного бака уже не дрожала, а мертво лежала на нуле. Светодиод не мигал, беспрестанно горел красным. В топливных артериях иссякли последние капли керосина, пропеллер замедлял вращение, в кабине сделалось тихо, если не считать свиста рассекаемого воздуха. Самолет планировал с полукилометровой высоты.

– Вот тебе и Человек-паук, – пробормотал Бондарь, безрезультатно пытаясь выровнять неуправляемую машину. – Пидерменом ты оказался, Гейдар Физулин… Натуральный Пидермен, каких еще поискать надо. Блокбастард хренов!

Самолет затрясся и клюнул носом, готовясь войти в штопор. Штурвал дергался как живой, до морской глади оставалось не более трехсот метров, стрелка высотомера с бешеной скоростью крутилась назад, приближаясь к нулю, за которым последует удар о воду и еще одна нулевая отметка – после которой уже ничего не будет, ни горестей, ни радостей.

Кто-то огромный, невидимый, всезнающий и всемогущий бесстрастно наблюдал за крошечным человечком, доживающим последние секунды отмеренной ему жизни. Этот кто-то все выверил, просчитал, свел воедино.

– А не пошел бы ты!..

Цепляясь за все, что попадалось под руки, Бондарь устремился в салон, наклонившийся под углом в сорок пять градусов. Самолет падал вниз, а Бондарь карабкался вверх: кто быстрее? По проходу покатился сорвавшийся с креплений огнетушитель, следом посыпался всякий хлам, запрыгали коньячные бутылки, зашелестели страницами яркие бабочки иллюстрированных журналов.