Сергей Донской: Если завтра не наступит

– Чушь, – прокомментировал Гванидзе, возвращая журнал. – Этим газетчикам больше не о чем писать, что ли? Константин Каренин какой-то, Вероника… Кому они нужны? Лично я про них ничего не знаю и знать не хочу.

– Не прикидывайтесь, господин Гванидзе, – сурово произнес Падалица. – Вы не только знакомы с Вероникой Зинчук, вы прячете ее у себя, да-да, прячете, любезный. Я ведь не случайно к вам приехал. Пусть Вероника выйдет ко мне, и тогда я оставлю вас в покое. В противном случае мне придется обратиться в соответствующие органы.

– В какие органы, дорогой?

– Да хотя бы в ФСБ России.

Гванидзе выпучил глаза:

– Русские приедут в Грузию, чтобы арестовывать неверную жену?

Падалица, придерживая очки, отрицательно качнул головой:

– Они займутся вами.

– Какое им до меня дело?

– Сами знаете, любезный. Здесь, – Падалица многозначительно похлопал по портфелю, – здесь находятся кое-какие сведения, касающиеся непосредственно вас. Детективы, искавшие Веронику, не поленились поинтересоваться вашей персоной и накопали немало любопытного. – Падалица приблизился к Гванидзе вплотную и понизил голос: – Одним словом, или вы предоставляете мне возможность повидаться с Вероникой, или я обеспечиваю вам свидание с российскими спецслужбами.

– Не понимаю, о чем ты говоришь, – упрямо гнул свое Гванидзе.

Бороденка Падалицы встопорщилась. Чуть ли не щекоча ею ухо собеседника, он с угрозой прошептал:

– Тогда, может быть, напомнить вам о неком полевом командире чеченских боевиков по кличке Чака-медведь? Его прозвали так за косолапую походку, которая появилась у него после ампутации отмороженных пальцев ног, а операцию он сделал себе сам, без наркоза.

– Неужели? – дернул бровью Гванидзе.

– В молодости Чака закончил Краснодарский медицинский институт, где его научили обращаться со скальпелем, – многозначительно произнес Падалица. – Однажды он даже осколок мины себе из глазницы удалил, тоже собственноручно.

– Не может быть!

– Может, любезный, еще как может. С тех пор один глаз у Чаки вставной, в точности, как у вас. – Воодушевленный угрюмым молчанием Гванидзе, Падалица перешел на приглушенную скороговорку: – Впрочем, бог ему судья, Чаке. Обещаю вам полную конфиденциальность. По большому счету мне нет никакого дела до вашего героического прошлого. Выдайте мне Веронику, и я оставлю вас в покое. Зачем она вам? Немолодая избалованная дамочка с задатками хронической алкоголички. Между нами говоря, я подозреваю, что без ретуши и грима она не так уж хороша собой. Стоит ли рисковать ради этой сомнительной особы?

Черные зрачки Гванидзе – настоящий и искусственный – вспыхнули, как пара угольков, а шрам на переносице побелел, выделяясь на смуглой коже заметней обычного. Поглаживая его пальцем, Гванидзе заговорил самым примирительным тоном, на который был способен:

– Не знаю, что там наплели тебе твои сыщики, но произошла ошибка. Вероники в моем доме нет, никакого Чаку я не знаю. Возвращайся в Москву, вот тебе мой добрый совет, дорогой. А сюда дорогу забудь. Закон гор обязывает меня быть гостеприимным, но этот же закон велит мне охранять свое жилище от врагов. С оружием в руках, – уточнил Гванидзе, запуская руку в карман, где ничего, кроме сигаретной пачки, не было.

Падалица опасливо отстранился.

– Вы с ума сошли, – процедил он, пятясь. – Я предлагаю вам взаимовыгодную сделку, только и всего. Будьте благоразумны…

– Кому здесь не хватает благоразумия, так это тебе, – отчеканил Гванидзе, наступая. – Убирайся, прохвост, пока я не прогнал тебя пинками! Пошел вон!

– Ах так? – ощерился Падалица. – Ладно, я уеду. Но не обижайтесь, когда вместо меня здесь появятся люди, которые давно ищут с вами встречи.

В тот момент, когда он суетливо протискивался в такси, дверь дома распахнулась. Гванидзе резко обернулся, едва не вывихнув шею. Нижняя челюсть Падалицы отвисла.

На крыльце показалась женщина, с недоумением уставившаяся на стоящую посреди двора «Волгу».

Это была Вероника Зинчук собственной персоной. Не слишком трезвая, растрепанная, в длинной ночной рубашке на голое тело, с бутылкой вина в левой руке и с дымящейся сигаретой в правой.

– У нас гости? – манерно спросила она, округлив и без того большие глаза, придававшие ей сходство с мультипликационной стрекозой.

– Вах! – с досадой воскликнул Гванидзе, как это сделал бы на его месте любой грузин, попавший впросак.

Угольки в его зрачках потухли. Взгляд затуманился. Рука, сунутая в карман, смяла пачку «Парламента» да там и осталась. Стиснутая в кулак.