Сергей Донской - Умри сегодня и сейчас

– Была Зоя Космодемьянская, станет Валентина Терешкова, – сострил Кальмер, почесывая промежность. – Готовь ее к полету.

– На старт… внимание… марш!..

Гульнар подхватил Веру, как пушинку, и припечатал ее лопатками к доске.

– Осторожнее! – заверещала она. – Тут гвозди торчат!

– У нас тоже торчат! – веселились захмелевшие зрители.

– Только не гвозди!

– Больно же! – брыкалась Вера, талию которой обхватил кожаный ремень с хитроумной железной застежкой.

– Это маленький пустяк, – успокоил ее Гульнар. – Сейчас будет настоящий боль.

Кальмер отдал команду, и он проворно заработал руками, поросшими белесой свинячей щетиной. Колесо завертелось, постепенно увеличивая скорость.

– Принцип действия таков, – пояснял Кальмер между делом, – по закону инерции центробежная сила вызывает перебои в циркуляции крови. Из ног в голову, в мозг, который буквально утопает в крови. Таким образом испытываемый получает болевой шок, а потом – смерть.

По тону и сути изложения это напоминало речь учителя, да только учитель тот был совершенно невменяемым. Кажется, Кальмер продолжал что-то говорить, но Вера перестала воспринимать его голос. Небо над головой съежилось до размеров зонтика. В голове нарастала свинцовая тяжесть, в глазах темнело, как перед грозой. Повернув голову, Вера смутно видела мускулистую лапищу Гульнара, неутомимо толкающего доску. Все быстрее и быстрее. Рожи балагурящих эстонцев слились в дикий хоровод.

Когда весь мир превратился в размытый круг без начала и конца, без верха и низа, Вера поспешила сомкнуть веки. Она опасалась, что глаза вылезут из орбит и размажутся по щекам двумя комочками слизи. Сверлящая боль, зародившаяся в макушке, расплескалась багровой волной по всему черепу. Вера услышала собственный крик, прозвучавший так, будто она находилась под водой. На дне самого глубокого и черного омута, который можно себе вообразить.

– Хватит! – вопила она. – Хва-а-ати-и-ит!!!

Колесо тормозило постепенно, рывками. Когда оно замерло, мир продолжал вращаться вокруг Веры – сосредоточения вселенской боли и отчаяния.

– Ну что, споешь «Катюшу»? – насмешливо спросил Кальмер.

– Ра-асцветали яблоки и гру-уши! – пьяно загорланили эстонцы.

– Не мучайте меня, – попросила Вера омертвелыми губами. – Лучше убейте.

– Скажи «пожалуйста»! – потребовал Гульнар.

– Пожалуйста…

– По-эстонски будет «палуун»!

– Палун, – шепнула Вера.

– А теперь поблагодари за доставленное удовольствие, – подхватил эстафету Кальмер.

– Ну спасибо.

– Не «ну спасибо», а…

– Айтах! – гаркнул Гульнар.

– Айтах…

– Ладно, теперь можешь петь, – милостиво разрешил Кальмер. – Только не слишком громко. Остальные парни еще спят. Если они заслышат твой голос, им могут привидеться кошмары.

Слегка оклемавшаяся Вера попробовала сплюнуть, но вязкая слюна так и осталась на ее губах. Проведя по ним языком, она пробормотала:

– Я забыла слова. Что там делала Катюша?

– Выходила, песню заводила, – подсказал Кальмер. – Ну? Про кого она заводила песню? Про степного, сизого… – Он умолк, ожидая продолжения.

И оно последовало.

– Про сизого кальмара, – отчеканила Вера, – про сизого пятнистого кальмара, до которого и дотронуться-то противно.

– Гульнар! – заорал Кальмер, сделавшись из синюшного фиолетовым.

Вращение колеса возобновилось, и через несколько минут Вера завизжала по-настоящему, не в состоянии больше сдерживаться. К тому времени, когда пытка прекратилась, она ослепла от боли, а ее рот был полон желчи, поднявшейся из желудка.

Ее отвязали и бросили на шершавые серые плиты, крутящиеся вместе с ней по часовой стрелке. То, что ее больше не мучили и не били, могло означать только одно: самое страшное еще впереди. Тупо глядя перед собой, Вера приподняла гудящую голову, готовясь расшибить ее об камень. Но осуществить свое намерение она не успела.

Утреннее солнце недолго любовалось землей. Повисев немного в небе, оно спряталось за серой облачной пеленой, явно недовольное увиденным. Бондарь тоже был не в восторге от красот эстонского края, но ему деваться было некуда.

Единственное, что доставляло ему хоть какое-то удовольствие, – это управление безотказной шведской машиной. «Вольво» нравилась ему во всех отношениях. Любой «чайник» с недельным опытом вождения жестяного «жигуленка» сумел бы справиться с двадцатитонным грузовиком без всяких хлопот.