Владимир Огнев - Две операции майора Климова

— Ничего, — расплылся в улыбке паренек. — Сдадите. На третий не трудно. — Однако удостоверение лейтенанта рассмотрел подчеркнуто внимательно. Снова улыбнувшись, присел напротив.

...Поездку третьего июля из гостиницы на вокзал Шапошников вспомнил. Довольно точно описал внешность пассажира. Уверенно указал фотокарточку Рачинского среди нескольких, предъявленных Николаем.

— Молчаливый попался клиент, — рассказывал Борис. — Как я ни пытался его разговорить — скучно ж молча ехать, — он только «да» или «нет». На вокзал приехал минут за сорок до отправления поезда. Чемодан у него был небольшой, на молнии, больше ничего. Пошел не к кассе, а в сквер на площади. А тут ко мне две тетки подошли, повез их на рынок.

Нет, ни до этой поездки, ни после я этого типа не видел...

Ранним утром, как и договорились накануне, встретились в городском отделении КГБ. Жара еще не наступила, и Березкин блаженствовал у открытого окна, шумно втягивая в себя пьянящий горный воздух. Пришел он с мыслью поразить Рагимова и Осипова своими открытиями, однако уже через полчаса устыдился этого намерения.

Последним приехал Осипов. Свежевыбритый, распространяя по комнате запах «Шипра», он прошел к столу, осторожно поставил на пол небольшой чемоданчик и тяжело опустился в кресло. На лице его резче, чем вчера, проступали морщинки, прятавшаяся в уголках покрасневших глаз усталость свидетельствовала о бессонной ночи.

— Вчера я еще раз проанализировал все сигналы, поступившие за это время от бойцов, дружинников, населения, — первым, как старший по званию, начал он, разминая в пальцах папиросу. — Среди них было и сообщение колхозника Мурадова о том, что вечером тридцатого нюня он видел двух неизвестных, прошедших в сторону аула Кала. Оно, правда, проверялось, но тогда посчитали, что эти двое просто случайно отбились от группы туристов, ходивших к Кизыл-Дагскому водопаду. По времени их появление совпадало с возвращением последней экскурсии. К тому же в этот день южнее Кала, то есть между аулом и границей, проводились учения двух подразделений пограничных войск и пройти незамеченными дальше аула было совершенно невозможно.

Осипов закурил, выбросил к потолку ровное голубое колечко дыма и, устроившись поудобнее, продолжал:

— А надо вам сказать, друзья, что в ауле Кала живет Сулейман Мирзоев, старый контрабандист, в былые времена немало крови испортивший пограничникам своими проделками. Вскоре после войны Мирзоев был, наконец, пойман с поличным и осужден за контрабанду. Отбыв наказание, он вернулся домой, но со старым покончил навсегда. Со временем у меня с Сулейманом установились хорошие, я бы даже сказал, дружеские отношения. Немало скрытых контрабандистских троп, тайных укрытий, удобных для перехода границы мест указал он мне, во многом помог надежнее закрыть границу. Вот только ислам, религиозные предрассудки, он не мог преодолеть в себе, мусульманские обычаи продолжали цепко держать его в руках. Однако нельзя сказать, что Мирзоев — мусульманин-фанатик, отношение его к аллаху, пожалуй, более чем оригинальное. Аллах для него кто-то вроде небесного эмира: противиться его воле, его законам — страшно, а обмануть при случае — можно. Однажды был у меня с ним такой курьезный случай. Близ аула Кала захватили мы группу контрабандистов, несших наркотики. Люди все местные, кроме одного, личность которого никак не могли установить. Возникло сомнение — контрабандист ли это? Быть может, шпион, пытающийся прикрыть контрабандой свои подлинные цели?

Захваченных видел весь аул, видел их и Сулейман. Долго бился я, допрашивая задержанных, а потом поехал к Мирзоеву. Он как живой справочник: и на нашей и на сопредельной стороне почти всех знает и помнит. Спрашиваю: «Друг, знаешь этого человека?» Мнется Сулейман, вижу — переживает, но молчит. Долго я тогда с ним говорил, однако ничего не добился, так и уехал.

А наутро приходит он на заставу (я тогда еще начальником заставы служил), поздоровался, посидели с ним, чаю попили. Вдруг он встает, отходит к печке, берет в руки полено и, обращаясь к этому полену, говорит: «Никто не может нарушить клятву, данную на коране, смертью покарает его аллах. И я клялся, давно это было, но клялся я на коране, что ни одному человеку не скажу о нем. И я сдержу клятву. Начальник пьет чай, он далеко, он не слышит, я скажу только тебе, полено. Ты не человек, ты глупое полено, аллах не покарает меня, если тебе назову я имя — Абдурашид Сапар-оглы».