Зоря не одобрил мои действия.
— Ты меня не понял… — уточнил я. — Денег действительно больше. Но менее интересно. А случилось…
Я не знал, стоит ли говорить о неприятностях, которые произошли со мной несколько лет назад. Но Зоря ведь мой брат. Родной брат.
— Была, понимаешь, такая штука, — решился я, — оступился. Хотели уголовное дело заводить… Однако обошлось. Помог шеф. Ушел по собственному желанию.
— Понимаю…
— А вот на душе неспокойно, — добавил я.
— Понимаю… — повторил в раздумье Зоря.
— Однако мы по-прежнему, редко правда, но встречаемся с ним на рыбалке.
В ответ Зоря одобрительно улыбнулся. Он удивительно хорошо вел машину. Ухитрялся находить свое место в этом огромном потоке. Я с любопытством поглядывал на здания, на площади, на улицы, на огромный поток машин, поражающих ярко расцвеченными красками, — красные, желтые, вишневые, серые, белые, оранжевые, черные. И почти ни одна машина не похожа на другую. То длинные и широкие, то маленькие горбатые, напоминающие божьих коровок. Я поворачивал голову то в одну, то в другую сторону, стараясь все увидеть, все охватить.
Брат словно прочел мои мысли:
— Так города не узнаешь… Мы потом побродим, побываем в самых интересных уголках.
Я кивнул. Конечно, из окна машины много не увидишь.
— Ну, а как у Марины с его сыном, любовь или так просто? — продолжал Зоря.
— Не поймешь. Она, по-моему, фокусничает. А он-то, Виктор, от нее без ума.
— А где учится?
— Окончил МГУ. Сейчас вот — аспирантура. Скоро будет кандидатом.
— Да… В отца пошел, значит. Это хорошо. Неплохую партию может она составить. Я рад. Не упускайте момента, — наставительно произнес он.
— Да разве теперь от нас это зависит? Это не раньше, когда воля родителей была законом.
— Верно. Тем не менее сделай все возможное. Анисья Евдокимовна здорова?
— Ничего. Твое лекарство было кстати. Спасибо.
— Для меня это не проблема.
— Тебе все шлют большой привет.
— И Марина?
— Разумеется… — сказал я.
— Жаль, что мои не увидят тебя. Не судьба, видно.
— Ты-то как поживаешь? — решился наконец спросить я.
— Да как тебе сказать? Пришлось хлебнуть горя. Но мне повезло больше, чем другим. Сейчас вроде бы уже грешно жаловаться. Да я тебе писал обо всем…
— Надолго здесь обосновался?
— Смотря как пойдут дела. Все от этого будет зависеть. Время сейчас горячее.
— А занимаешься-то чем?
— В некотором роде медициной.
— Вроде бы ты и не медик.
— Разве это имеет значение?
— Это верно. А ты мало изменился, такой же стройный и подтянутый.
— Спорт, Алешенька, делает свое дело. Ты тоже вроде бы в форме.
— У меня работа — волка ноги кормят.
Остаток пути ехали молча. В окне лимузина мелькают красочные витрины, нарядно одетые горожане. Причудливые здания, не похожие одно на другое. Зеленые улицы и площади с затейливыми фонтанами производили впечатление.
— Ну вот мы и дома. Будь моим гостем. Самым дорогим и самым желанным…
Так началась эта история.
А возможно, она началась раньше? Конечно, раньше. Еще до этого первого приезда в Вену.
Пожалуй, лучше рассказать все по порядку. По ходу я буду ссылаться на некоторые высказывания и оценки событий, позаимствованные из дневника моей дочери Марины.
О моем уходе, а точнее увольнении, из научно-исследовательского института обычно не говорили в семье. В первое время я умел хорошо держаться. Вида не показывал. Будто так и нужно.
Больше всего я боялся вопросов Марины. Но вроде ничего, обошлось.
В этом научно-исследовательском институте я был на хозяйственной работе. Однако имел возможность распоряжаться, как говорится, материальными ценностями. Нагрянула ревизия. Обнаружилась недостача. Вот эти «ценности» и явились причиной всего, что случилось. Все могло кончиться гораздо серьезнее. Честно говоря, даже судом. Но в научно-исследовательском институте ко мне хорошо относились. Несколько ученых, в том числе доктор наук Фокин, приняли участие в моей судьбе. Да, это добрые, отзывчивые люди. Они пытались даже найти мне оправдание в том, что я очень доверчив и не имею большого опыта.
Жене, конечно, пришлось все рассказать. Ведь недостающую сумму надо было внести. Но от дочерей мы все скрыли.
Марина долгое время не верила, что, я так, по собственному желанию, бросил работу в институте и перешел в жэк. Туда, где вечные жалобы, споры, ругань, повседневные мелкие заботы. Но постепенно и она привыкла к моей новой должности.
Читать дальше