Джек Хиггинс: Орел улетел

В начале седьмого, как только начали сгущаться сумерки, я решил спуститься в бар выпить чего-нибудь и стал надевать куртку. В этот момент зазвонил телефон. Чей-то голос произнес:

– Господин Хиггинс? Это дежурный портье. Такси, которое вы заказывали, у подъезда.

Такси было черного цвета, какие есть и в Лондоне. За рулем сидела средних лет женщина с приятным лицом, совсем как у вашей любимой тетушки. Я опустил стеклянную перегородку, разделявшую нас, и поприветствовал ее, как принято в Белфасте:

– Добрый вечер.

– Добрый.

– Не часто встретишь женщину за рулем такси, в Лондоне таксисток я не видел.

– Ужасный город. Чему тут удивляться? А теперь сидите спокойно, как добропорядочный джентльмен, и смотрите в окошко.

Она задвинула перегородку. Мы ехали не более десяти минут. Миновав Фолз Роуд – район, где живут католики и который я знаю с детства, – такси въехало в лабиринт убогих улочек и наконец остановилось у церкви. Женщина опустила стеклянную перегородку и сказала:

– Как войдете, первая исповедальня справа.

– Ясно.

Я вышел из машины, и женщина тут же уехала. На церкви висела табличка: «Церковь святого Имени». Здание было в прекрасном состоянии. Золотой краской было написано время начала служб и исповеди. Поднявшись по ступенькам, я открыл дверь и вошел. Церковь оказалась не очень большая, внутри царил полумрак. У алтаря мерцали свечи, а рядом в молельне я увидел скульптуру Богоматери. Как бы по наитию я опустил пальцы в сосуд со святой водой и перекрестился. Мне припомнилось, как сокрушалась о моей темной протестантской душе моя тетушка, добропорядочная католичка из графства Южная Арма, которая занималась некоторое время моим воспитанием.

Вдоль стены стояли кабинки-исповедальни. Никто не томился в ожидании, что само по себе было неудивительно, так как, согласно расписанию у входа в церковь, до начала исповеди оставался еще целый час. Я вошел в первую кабинку справа и закрыл дверь.

Посидел немного в темноте, затем решетчатое окошко бесшумно отворилось.

– Слушаю, – сказал кто-то тихим голосом.

Я ответил, не задумываясь:

– Благословите меня, святой отец, ибо грешен я.

– Уж ты-то точно грешен, сын мой. – В окошке зажегся свет, и я увидел улыбающееся лицо Лайама Девлина.

Он выглядел великолепно. Гораздо лучше, чем во время нашей последней встречи. Ему исполнилось уже шестьдесят семь лет, но, как сказал я Рут Коуэн, он был все такой же бодрый и веселый. Невысок ростом, но очень энергичный, волосы по-прежнему черные, ясные голубые глаза. Слева на лбу шрам – след давнего пулевого ранения, а на лице все та же едва заметная ироничная улыбка. На нем была сутана и пасторский воротник; в ризнице, куда он меня провел, он чувствовал себя как дома.

– Неплохо выглядишь, сынок. Конечно, такой успех и деньги. – Он ухмыльнулся. – За это надо выпить. Здесь наверняка найдется бутылочка.

Из шкафчика в стене он извлек бутылку моего любимого виски и два бокала.

– А что скажет на это хозяин ризницы? – поинтересовался я.

– Отец Мерфи? – Он плеснул виски в бокалы. – Да он и сам не прочь выпить. Сейчас его нет, ушел, как всегда, помогать ближнему.

– Значит, он старается не замечать?

– Пожалуй, что так. – Он поднял бокал. – За тебя, сынок.

– И за тебя, Лайам, – ответил я. – Ты не перестаешь удивлять меня. Уже пять лет британская армия охотится за тобой как за одним из самых опасных преступников, а ты преспокойно сидишь здесь, в самом центре Белфаста.

– Что ж, каждый развлекается по-своему. – Он достал сигарету из серебряного портсигара, затем протянул его мне. – Однако чем заслужил я удовольствие видеть тебя?

– Ты слышал что-нибудь о человеке по имени Дагал Манроу?

Он вытаращил глаза от удивления.

– Что ты раскопал на этот раз, черт возьми? Сто лет не слышал ничего про эту сволочь.

– А про Шелленберга?

– Вальтер Шелленберг? Вот это был человек. В тридцать лет стал генералом. Шелленберг и Манроу? Какая тут связь?

– А Курт Штайнер? – продолжал я. – О котором все, и ты в том числе, говорят, что он погиб при попытке убить подставного Черчилля в особняке Мелтам Хауз.

Девлин выпил глоток виски и дружелюбно улыбнулся.

– Я никогда не умел врать. Но скажи мне, что все это значит?

Тогда я рассказал ему про Рут Коуэн, папку с документами, в общем, про все; он слушал внимательно, не перебивая.

Когда я закончил, он произнес:

– Ловко убрали девчонку, в этом ты прав.