Борис Григорьев: Повседневная жизнь советского разведчика, или Скандинавия с черного хода

Как только директор и консул Еремеев узнали о нашем предстоящем отъезде, они сразу изменили к нам свое отношение и продемонстрировали теперь его совершенно открыто. Консул демонстративно прекратил всякое общение, а. Соколов не только заморозил с нами все «дипломатические» связи, но и предпринял ряд репрессивных мер, выразившихся в отказе снабжать нас бензином, продуктами и предоставлять в наше распоряжение кран, упаковочный материал, рабочих и т. п. Примеру консула последовали некоторые его «преданные» сотрудники. Жить в «замке Иф» стало неуютно.

Все это было, конечно, грустно, но нисколечко меня не удивило — история взаимоотношений с «чистыми» соседями изобилует подобными примерами. Пока представители Службы находятся при исполнении своих обязанностей, с ними считаются, их уважают, но как только что-то происходит, отношение «чистых» круто меняется, они начинают вести себя довольно беспардонно и пользуются малейшим случаем, чтобы унизить коллегу, перед которым еще вчера трепетали и лебезили. Полагаю, что это нормальная реакция тех, кто неискренно вел себя в прошлом. Пресмыкание требует мести пресмыкающегося к объекту пресмыкания. [84] Естественно, не все «чистые» таковы, большинство их ведут себя достойно и честно во всех случаях: и когда «ближний» сосед на коне, и когда он вынужден ходить в пешем строю.

Как бы то ни было, наша подготовка к отплытию с архипелага продолжалась с поправкой на возникшие не по нашей вине трудности. Я мог бы отправить депешу в Центр и призвать к порядку директора с консулом, но решил не мелочиться и справиться с ситуацией своими силами. Тем более что рядом оказались много сочувствующих и желающих помочь.

Заезжие с материка люди пугали нас рассказами о том, что в стране полный хаос, развал и отсутствие товаров. Поэтому мы стали заблаговременно покупать в Лонгиербюене бензин и заполнять им соответствующие емкости. Он потребуется для перегона машин из Мурманска в Москву. Часть бензина приобрели в Баренцбурге, несмотря на запрет директора. Упаковочный материал добыли без ведома Соколова, благодаря своим личным связям. Аналогично организовали снаряжение и погрузку катера на лафет. Одним словом, мы уверенно смотрели в будущее и держались как могли, приближая день отъезда.

В апреле на Шпицберген прилетела королевская чета. В соответствии с традицией только что коронованный король Харальд в рамках так называемой эриксгаты, знакомился со своими подданными, и сюссельман Шпицбергена пригласил на устраиваемый по этому случаю прием несколько человек из Баренцбурга и Пирамиды. В числе приглашенных был и я с супругой, однако вылететь в Лонгиербюен мне было не суждено. Перед отлетом ко мне явился консул Еремеев и сухо сообщил, что мест на вертолете нет. Через несколько часов в Баренцбурге появился вертолет из Лонгиербюена, и сюссельман любезно предложил в нем только одно место для жены — салон вертолета действительно не позволял брать еще одного пассажира. Жена отказалась без меня участвовать в «королевском» приеме, но зато ей удалось попрощаться с норвежским поселком и многочисленными норвежскими друзьями.

На «отходную» к нам пришел Е. М. Зингер — больше никто не захотел или не осмелился. Евгений Максимович за свою бытность на Шпицбергене много натерпелся от дуроломства директоров и вызвался нам помочь с присущей ему комсомольской горячностью. Он-то со своим УАЗиком и помогал нам грузиться и перевозить вещи на корабль, стоявший под загрузкой на причале Баренцбурга. Капитан был заранее предупрежден о пассажирах из консульства и выделил в наше распоряжение свободные каюты.

За несколько часов до отхода судна мы прибыли в полном составе на причал и, отдав команде грузчиков необходимые распоряжения, прошли в наши каюты, чтобы вместе с Евгением Максимовичем и новым секретарем консульства Таратенковым выпить на «посошок». Не успели мы как следует расположиться, как в дверь постучали. В проеме стоял матрос:

— Капитан просит вас пройти к нему.

Я последовал за матросом, который провел меня в капитанскую каюту. В каюте кроме капитана находился А. Соколов. При моем появлении они прервали разговор, а директор рудника стал упрямо сверлить глазами ковер капитанского жилища.

— Вы знаете, Борис Николаевич, — смущенно начал капитан, — у нас возникли проблемы.

— Какие?

— Мы не сможем взять на борт ваш катер. Вы знаете, он довольно громоздкий, тяжелый… У нас нет крепежа, так что мы боимся, что его сможет смыть волной. Баренцево море сейчас неспокойное, знаете… Гм…