Джек Хиггинс - Эпицентр бури

Не успели они расправиться с мясом, как появился Макс Арну. С ним был Савари.

— Снег в Лондоне, снег в Брюсселе, снег в Париже. — Арну стряхнул снег с рукава и расстегнул пальто.

— Ваше появление здесь означает, что вы следили за мной? — произнес Броснан.

— Вовсе нет, профессор. Мы зашли к вам на квартиру, и консьерж сказал нам, что вы ушли в кино. Он был так любезен, что назвал три или четыре ресторана, в которые вы могли пойти. Это второй, куда мы пришли.

— В таком случае присаживайтесь и выпейте коньяку и кофе, — пригласила их Анн-Мари. — Вы выглядите замерзшими.

Они сняли пальто, и Броснан кивком головы подозвал официанта, который быстро подошел и принял заказ.

— Мне очень жаль, мадемуазель, что я испортил ваш вечер, но это очень серьезно, — сказал Арну. — Произошло ужасное событие.

Броснан закурил.

— Давайте, не тяните.

Ответил Савари:

— Около двух часов назад патрульный полицейский обнаружил тела братьев Жобер в автомобиле на площади недалеко от «Черного кота».

— Вы хотите сказать, что их убили? — прервала его Анн-Мари.

— Да, мадемуазель. Их застрелили в упор.

— По две пули в сердце? — спросил Броснан.

— Да, профессор, патологоанатом сказал нам это сразу, как только начал осмотр. Мы не стали ждать конца осмотра. Но как вы узнали?

— Без сомнения, это Диллон. Так поступает любой настоящий профессионал, полковник. Вы должны были бы знать это. Нельзя стрелять один раз, только два, чтобы жертва не сумела выстрелить в вас.

Арну помешал свой кофе.

— Вы ожидали такой развязки, профессор?

— О да. Он все равно отыскал бы их рано или поздно. Любопытный человек. Всегда держит слово и ожидает того же от тех, с кем имеет дело. Он называет это делом чести. По крайней мере, так он поступал раньше.

— Могу я задать вам вопрос? — спросил Савари. — Я работаю в полиции пятнадцать лет. Видел много убийц, и не только гангстеров, для которых убийство — часть их работы, но и, например, ублюдка, который убил свою жену за то, что она изменяла ему. Диллон совершенно ни на кого не похож. Что я имею в виду? Его отец был убит английскими солдатами, поэтому он вступил в ИРА. Я могу это понять, но не то, что было потом. Целых двадцать лет. Все эти операции, даже в чужих странах. В чем здесь дело?

— Я не психиатр, — ответил Броснан. — Они засыпали бы вас причудливыми терминами, назвав его психопатом и даже покруче. Я видел подобных ему людей во Вьетнаме в отрядах специального назначения, некоторые из них были хорошие парни, но когда они начали убивать, с ними произошло то, что случается с людьми, принимающими наркотики. Они стали чокнутыми. Они начинали убивать даже тогда, когда в этом не было никакой необходимости. И делали это совершенно хладнокровно. Там, во Вьетнаме, люди были для них предметами, а не живыми существами.

— Вы думаете, что то же произошло с Диллоном? — спросил Арну.

— Такое случилось даже со мной, полковник, — мрачно сказал Мартин Броснан.

Наступила тишина. Наконец Арну прервал молчание:

— Мы должны поймать его, профессор.

— Я знаю.

— Значит, вы поможете нам?

Анн-Мари взяла его за руку, на ее лице был испуг. Она повернулась к полицейским и произнесла с отчаянием и злобой:

— Это ваша проблема, а не Мартина.

— Все будет в порядке, — успокоил ее Броснан. — Не тревожься. — Он повернулся к Арну: — Я дам вам любой совет, любую информацию, которая может помочь, но сам лично не приму участия. Извините, полковник.

— Вы сказали нам, что он пытался убить вас однажды, вас и вашего друга, — напомнил Савари.

— Это было в семьдесят четвертом. Мы работали на этого моего друга, человека по имени Девлин, Лиам Девлин. Он был, что называется, старомодным революционером. Считал, что можно бороться, как в былые времена: подпольщики против регулярных войск. Что-то типа Сопротивления во Франции во время войны. Ему не нравились бомбы, бесшумные пистолеты, вы понимаете?

— И что случилось? — заинтересовался инспектор.

— Диллон нарушил приказ, и бомба, предназначавшаяся полицейскому патрулю, убила полдюжины детей. Мы преследовали его, и он попытался избавиться от нас.

— Но ему это не удалось?..

— Мы не были просто любителями. — Голос Броснана вдруг изменился, стал более грубым, циничным. — Он продырявил мне плечо, а я всадил ему пулю в руку. Тогда-то он впервые и исчез, очевидно, где-то в Европе.

— И вы его больше не встречали?

— Я был в тюрьме, инспектор, четыре года, с тысяча девятьсот семьдесят пятого, на острове Бель. Но вы отвлекаетесь от сути. Он работал некоторое время с человеком по имени Фрэнк Барри, еще одним ренегатом ИРА, подвизавшимся на европейской сцене. Страшный человек этот Барри. Вы помните его?