Иван Дорба: В чертополохе

«Лемберг, в общем-то, деревня! И неудивительно — славяне! Прав фюрер — неполноценная раса. И какой-то Остапенко хочет обмануть меня! Бежать ему не удастся!» Он свернул на Липковую. Это была небольшая тихая улица, выходившая одним концом на Внебовстовпеню, другим на Помирки. «С одной и другой стороны она просматривается вся. Где-то здесь они могут поставить наблюдательный пункт, откуда некий X сразу обнаружит, что Остапенко не один, что его привезли мы. — Энгель оглянулся и посмотрел на дом, стоящий напротив Липковой. — Прекрасный наблюдательный пункт. С чердака, наверно, просматривается и Внебовстовпеня? Мы подъедем обязательно с другой стороны, с Помирки. Но как попасть на Вризану? Там ведь тупик! Первые полчаса русский гуляет по Липковой, вторые, когда уже совсем стемнеет, по Вризаной. Встреча, конечно, состоится на Вризаной, и Остапенко вместе с "иксом" (последний, конечно, вооружен и, наверно, явится не один) постараются бежать. Значит, все внимание следует сосредоточить на Вризаной и хватать "икса", как только они встретятся».

Энгель фланирующей походкой прошелся по тупику, заглядывая во все дворы и подворотни. Улица Липкова была почти безлюдна, дойдя до Вризаной, он увидел лишь какого-то мальчишку, который тут же шмыгнул в подъезд обшарпанного двухэтажного дома с выбитыми во втором этаже стеклами. «Наверно, от взрывной волны, — заключил Энгель. — Кажется, там никто не живет?» И Энгель двинулся за мальчишкой в подъезд, поднялся на второй этаж и убедился, что прав. В комнатах на полу валялись стекла, но мебель была цела, на стенах висели картины. Из-за этажерки на него смотрел маршал Юзеф Пилсудский в полной парадной форме, с конфедераткой, чуть сдвинутой вправо. Энгель вышел из квартиры и поднялся по лестнице на чердак. Там валялась разная рухлядь, неструганые доски, изломанные стулья и большой диван с продырявленным сиденьем. Из слухового окна просматривался весь тупик.

«Тут мы сделаем засаду. Поставим снайпера и человек пять ловких парней. "Икс" никуда не денется. Не говоря уж об Остапенко».

Спустя полчаса он с карандашом в руках сидел у себя в кабинете и делал пометки на вычерченной схеме. А чертить он умел и любил и, водя острием хорошо отточенного карандаша, объяснял своему помощнику план операции.

Тот молча кивал, стараясь не дышать в сторону начальника перегаром после вчерашней выпивки, и только время от времени бессмысленно щелкал каблуками и тупо произносил:

— Яволь!

Энгель досадливо морщился. Это пощелкивание каблуками и солдафонское, ничего не значащее «Яволь!» его раздражало и нарушало ход мыслей.

— Итак, ответственность за операцию несете вы.

— Яволь! — Капитан щелкнул каблуками.

— За три часа до начала люди должны занять свои посты. И пусть сидят смирно и никуда не показываются. Все в штатском. Да подберите настоящих парней.

— Яволь! — Капитан опять щелкнул каблуком.

— Так вот, что я еще хотел сказать? Да, здесь и здесь, — Энгель ткнул карандашом в карту, — должны стоять машины. В эту, на Гамалия, посадите Ганса с людьми, а на Травястой — фон Шверига. Сами же будете вот в этом доме, на чердаке, вместе со снайпером. Понятно?

— Яволь! — И снова щелк каблуков.

— И еще, надо проверить… надо… — Из тюремного двора, куда выходили окна кабинета, донесся истошный крик. — Какого дьявола? — прорычал Энгель, подходя к окну. — Я же сказал, чтобы днем не устраивали во дворе экзекуций! — И, повернувшись на каблуках, рявкнул: — Ступайте! И никогда больше не являйтесь в таком нетрезвом виде, капитан Вайс!

Когда вечером Энгелю доложили, что на свидание с Остапенко никто не явился, гауптштурмфюрер только ухмыльнулся.

— Я так и думал, Остапенко врет, попробуем еще завтра, и, если никто не придет, он заговорит у нас по-другому!

В четверг, 30-го, Энгелю пришлось выехать за город. Вернувшись, он узнал, что Остапенко бежал.

Капитан Вайс предстал перед начальником с побелевшим лицом. Руки его дрожали. Он понимал, что карьера его кончилась. «Отправят на Восточный фронт, да еще на передовую!» — думал он, стоя в позе «смирно» перед начальником львовского гестапо.

Питер Христиан Крауз сидя в кресле и зло поглядывая то на своего первого заместителя гауптштурмфюрера Эриха Энгеля, то на недавно прибывшего во Львов по высшей рекомендации практиканта капитана Вайса, заорал:

— Как это произошло?!!

— Дело в том, что никто не заметил на улице Липовой канализационный люк. Он был покрыт опавшей листвой. Его открыли изнутри, осторожно приподняли крышку и отодвинули в сторону. В сумерках никто этого не заметил. Наблюдали за Остапенко и в бинокль, и снайпер держал его на мушке. Меня там не было.