Борис Акунин - Квест

— Безусловно!

Анкр вздохнул.

— Меня смущает восклицательный знак, явственно раздавшийся после слова, которое и само по себе категорично. В вас, как в моём погибшем Преемнике, я угадываю склонность к слишком простым, монохромным решениям. В чём, по-вашему, ключ к возвышению человечества?

Профессор уверенно провозгласил:

— В науке и общественном прогрессе.

— Ну-ну… Точно так же думал он, И закончилось это гильотиной. Правда… — Здесь лицо Рационалиста немного просветлело. — Правда, вы можете перемениться. Вы ещё очень молоды! Вдвое моложе, чем я, когда стал Преемником. Вы недостаточно знаете людей, вы слишком верите в теорию, вы прекраснодушны, но я пробуду с вами до тех пор, пока вы не изживёте эти недостатки. Пусть на это уйдёт двадцать, тридцать или даже сорок лет. Лишь бы вы согласились. Думайте. Взвешивайте. Если скажете «нет», мы никогда больше не увидимся. Скажете «да» — обратного пути не будет. Вот, держите.

Он вынул из кармана маленький флакон, но не алмазный, с алым «эликсиром власти», а обычный, стеклянный, в котором плескалась мутная густая жидкость.

— Что это?

— Первая порция «эликсира бессмертия». Вы выпьете её, если решитесь. В противном случае вылейте. Иначе, не получив повторной дозы препарата, ваш организм через десять лет начнёт быстро разрушаться.

Анкр умолк — мимо, хрустя каблуками по замёрзшим лужам, шёл взвод гвардейцев. Стволы ружей тускло блестели под луной.

— Больше я вам ничего не скажу. Я и так говорил слишком долго. Нам лучше на время расстаться. Вам незачем идти с нами дальше. Французскую армию ждут голод, холод и гибель. Уединитесь где-нибудь. Вы сможете найти место, где ничто не помешает вам собраться с мыслями?

— Да. Неподалёку отсюда моё поместье.

— Вот и отлично. Решение, каким бы оно ни стало, вы должны принять, всё хладнокровно взвесив и обдумав. Я не хочу влиять на ваш выбор своим присутствием. Самое трудное — раз и навсегда порвать все эмоциональные связи. Без этого стать Преемником невозможно. Вам придётся выбрать, что для вас главнее: личное счастье или благо человечества. Но я очень надеюсь, что не ошибся в вас. Итак, до встречи! Или прощайте…

Напоследок он коротко коснулся фондоринского плеча, вздохнул и побрёл прочь по деревенской улице. Сейчас, глядя на сгорбленную спину Анкра, пожалуй, можно было поверить, что ему двести сорок лет.

— Постойте! — в смятении крикнул профессор. — Зачем вам отступать с Наполеоном? Он вам больше не нужен. Идёмте со мной. Я поселю вас во флигеле, вы мне нисколько не помешаете!

Но Анкр печально молвил:

— Нет, друг мой. Я выведу свою бедную куклу из ловушки, а потом уж предоставлю её судьбе. У Судьи есть определённые обязательства перед тем, кого он выбирает.

— Но где же я вас найду, если…

Самсон Данилович не договорил, но барон его понял и так.

— В Париже. Скоро казаки будут жечь костры на Елисейских полях. Там я и живу, у самой заставы Этуаль. Дом барона Анкра вам укажет всякий. Я буду ждать.

До рассвета профессор шёл в северном направлении, ни разу не остановившись и не чувствуя ни малейшей усталости. Дорога была ему знакома, ноги сами знали, где повернуть. Мозг же был занят до того плотно, что Самсон и не заметил, как оказался на идеально прямой просеке, что вела через лес к усадьбе. Просто шагал-шагал, да вдруг оказался перед знакомыми воротами. За решёткой в смутной предрассветной дымке виднелись аллеи, кусты, а за ними белел фронтон господского дома.

Внутри было пусто. Дворовые, должно быть, разбежались, опасаясь врага, а французы в эту лесную глушь не добрались.

За вчерашний день и за ночь Фондорин отмахал не один десяток вёрст, а всё не мог остановиться. Он бродил из комнаты в комнату. Несколько раз с решительным видом доставал из кармана бутылочку с «эликсиром бессмертия», подносил ко рту — и прятал обратно.

Одно из помещений, бывшая Кирина детская, которую по просьбе тестя сохранили в неизменности, Самсон особенно любил. Здесь всё оставалось точь-в-точь таким же, как во времена, когда жена была ребёнком: потолок разрисован сказочными фигурами, на полках и каминной доске расставлены старые куклы. Почтеннейшее место средь них занимал бархатный медведь по имени Бальтазар, живот которого служил маленькой Кире самым первым её тайником — там прятала она леденцы и конфекты.

Глядя на эти милые пустяки, профессор вдруг содрогнулся, будто очнувшись после долгого, глубокого сна. Он снова выхватил из кармана флакончик, порывисто распахнул окно и вышвырнул склянку в серый туман.