Николай Атаров - Смерть под псевдонимом

— Пойдем, я тебя угощу… Неужели ты в самом деле хочешь из разведки во флот?

— Чем угощать будешь? Опять сыром?

В багажнике у Шустова был сыр, который он резал финским ножом вместе с картонной упаковкой, были консервы, галеты. И от нетерпения он ходил в ночной тьме по экипажам и всех угощал; или подводил какого-нибудь автоматчика к открытому багажнику своей машины и тащил оттуда даже последнее, только бы успокоить себя на людях. Иногда ему казалось, что полковник изменит свое решение и не назначит его в операцию, оставит дежурить у телефона. Не зная, чем еще делиться с людьми, чтобы заодно поделить с ними и свою тоску, он ухмылялся, пересмеивался с шутниками; зайдя в фургон радиостанции, был беспощаден в издевке над старшиной Бабиным. А на рассвете, чтобы его не видели таким, он забрался в свою машину, лег на переднее сиденье, положил голову на свернутую валиком шинель и, надвинув фуражку на глаза, уснул.

Проснулся оттого, что кто-то засигналил в его машине.

— Полковник зовет! — крикнул ему Сослан.

Он опрометью вбежал в помещичий дом и только у двери кабинета приосанился, вошел по-уставному четко, увидел Ватагина и Котелкова над картой (полковник сидел, сунув обе руки в седые волосы) и именно для него, для Ивана Кирилловича, бодро и вызывающе весело отрапортовал:

— Младший лейтенант Шустов по вашему приказанию явился!

Ватагин не поднял головы:

— Есть важное задание. Вам, Шустов.

Он взглянул на младшего лейтенанта и улыбнулся дружески:

— Ну как, тол не кончился, не смылил?… Что небритый?… Вот немцы выдали нам маршрут: только что Бабин перехватил их шифрованную радиограмму: «Saget Holz» — «Пилите дрова». Ну, теперь-то мы знаем: «Holz» — дрова, чтобы запутать; «Saget» — это и значит город Сегед. В город Сегед надо ехать на правый фланг, на Тиссу. Наши войска уже подошли, бой идет у переправы… Ты проворный, Шустов?

Полковник оглядывал стоявшего перед ним навытяжку юношу и прекрасно понимал, что творится у того в душе. И ему хотелось продлить эту минуту душевной мобилизации забавного, но отважного паренька. Он задал ему свой обычный, еще с Дона запасенный вопрос:

— Ты видел, как ленивый казак с морозу в курень проскакивает, чтобы не выстудить?

— Есть, товарищ полковник! — только и смог выговорить Славка.

— Товарищ младший лейтенант, пойдете на мотоцикле с сержантом-минером в каретке. Только примечайте дорогу — куда входите, откуда выходите. Действовать будете на кромке боя… Что, консервы не все съел?

И тут Славка впервые заметил улыбку на лице Котелкова. Он заметил эту злую улыбку и понял, что Котелков отговаривал полковника дать ему, Шустову, это поручение и, видимо, рассказал, как он в нетерпении всех угощает из своего багажника… Вот человечишка! А Ватагин все правильно понял.

— Ну, газуй, Шустов! — громко сказал он и обнял младшего лейтенанта за плечи, глянул в его голубые глаза.

Славка выбежал из комнаты, ног под собой не чуя. Съехал, как в школе когда-то, по перилам лестницы, удержал равновесие и, как на лыжах, раскатился к порогу. Лицо его смеялось. Если влезть в душу Славки в эту минуту, когда он, озираясь, искал пожилого минера, спавшего в кресле посреди аллеи, — там, в Славкиной душе, все смеялось от довольства собой, от торжества подвига, потому что он, Славка, наперед радовался всем подвигам, которые ему сейчас — кровь из носу! — предстояло совершить.

Через несколько часов после того, как Славка Шустов с пожилым минером в «лукошке» умчался по незнакомым дорогам на запад, Ватагину сообщили по телефону, что севернее Сегеда нашей истребительной авиацией был сбит спортивный самолет неизвестной марки. Самолет врезался в болото. Когда спустя сорок минут к месту падения подскакали верховые, они увидели торчащий в камышах фюзеляж. В пяти шагах от левого крыла навзничь лежал летчик. В спину его был всажен по самую рукоятку мичманский кортик. От трупа по направлению к Сегеду уходили следы.

Собаки-ищейки были доставлены к месту происшествия поздно. Они заплутались на водяных разводьях, в которых исчезли следы. Умные псы скулили, присаживались на секунду и вопросительно поднимали уши торчком. Жалко было смотреть на них.

В венгерском городе Сегеде никто и не подозревал о появлении парашютиста на северной окраине. Не до этого было.

Глухой шум, о котором несколько дней подряд обыватели Сегеда говорили: «будто мебель за стеной передвигают», теперь, в это утро, не вызывал сомнений: это была артиллерийская канонада. Она приближалась с каждым часом. Советские войска рвались к переправам у городка.