Александр Неизвестный - Побег из жизни

— Так вот, работники советского посольства сообщают, что Олег Рыбаков лично заявил о своем желании остаться на чужом берегу.

Только теперь старик перестал спорить. Откинувшись на спинку стула, он сидел, опустив голову, как человек, на которого внезапно обрушилось несчастье. Через силу, но, по-видимому, вполне откровенно отвечал на вопросы Андреева, рассказывая о том, как рос Олег, чем увлекался. И опять Андреев не мог найти ничего такого, что могло бы хоть как-то помочь следствию. Олег с детства увлекался науками. И это увлечение, на которое он тратил почти все свободное время, даже немного отдаляло его от товарищей. Во всяком случае, друзей настоящих у него было мало.

— Разве вот Генка Малов, — сказал Рыбаков. — Они со школьных лет приятели. К нему он часто ходил. И тот к нам тоже. Придет, бывало, Олег своими опытами занят, а он ничего, все равно сидит, читает или так переговариваются. В шахматы играли. А потом Олег поступил в институт, а Геннадий пошел в армию, и пути их разошлись. Правда, в последнее время Геннадий несколько раз заходил, и они как будто в хороших отношениях. Вот, пожалуй, и все. А так он иногда встречался с товарищами по институту, по работе. У него даже девушки не было.

— Вы не замечали ничего предосудительного в отношениях с кем-либо?

— Нет, — покачал головой Рыбаков, — не знаю ничего. Никогда не думал, что придется на старости лет пережить такой позор, — и, помолчав немного, подавляя слезы, произнес, — и одиночество.

— У вас, кажется, недавно умерла жена?

— Да, три месяца назад. Рак. Долго болела.

— А сын?

— Переживал, конечно. Я даже рад был, что он поехал, развеется, думал. Матери-то все равно не вернешь. А он молодой.

Андреев кончил расспрашивать Рыбакова. Проводил его до дверей и сказал:

— И вправду говорят, Артемий Максимович, — беда одна не приходит. Сочувствую вам. А с Олегом как все случилось, еще неясно. В жизни всякое бывает. Будем разбираться. Узнаю что-нибудь, сообщу.

Рыбаков вышел, опустив голову. Савченко вошел к Андрееву.

— Старик явно ни при чем, — сказал Андреев.

— Да, похоже, — согласился Савченко. — Уж слишком тяжело он пережил сообщение о поступке сына. Тут надо быть или очень ловким обманщиком, или все это так на самом деле.

— Да нет, он не обманщик. Он всей своей жизнью, безупречной работой говорит о том, кто он есть... А вот сын... Ведь он не только изменил Родине, он, по сути дела, бросил одинокого отца на старости лет, и такого отца, который отдал ему жизнь.

Разговор с Рыбаковым-старшим оставил тяжелое впечатление.

Перед Андреевым вставало скуластое лицо, обрамленное негустыми с проседью волосами, то спокойно-выжидательное: «Ну, а вы меня зачем вызвали, товарищ Андреев?», то с довольной улыбкой: «Сыну меня к наукам потянулся», то растерянное, покрытое мелкими капельками пота с бледными губами: «Как это — не желает возвращаться?» В самом деле — как? Как получилось, что сын вот такого Рыбакова вдруг решил предать Родину? Молодой человек, родившийся и выросший при Советской власти, воспитанный и выученный ею. Подлецами-то ведь не рождаются! И снова Андреев всматривался в фотографию Рыбакова-младшего, с которым ему, хотя и запоздало, предстояло теперь познакомиться. Совсем молодой, даже моложе на вид своих двадцати шести лет, с вихрастым зачесом он чем-то немного напоминал Андрееву сына-студента. Мелькнуло: «А если бы мой Сашка...»

Нет! Нет! Этого не могло бы быть! Почему? Потому что не так воспитан. А впрочем, что значит «не так». И у того и у другого — школа, институт. И конечно, семья, в которой рос. Но вряд ли семья, судя по Рыбакову-старшему, могла стать средой, где воспитывался предатель. Впрочем, у каждого человека есть и другая среда — друзья, приятели — словом, окружение. Но, по рассказам отца и сослуживцев, Олег Рыбаков был всегда поглощен учебой и работой. Может быть, поэтому необщителен и даже замкнут. Не имел, по сути дела, друзей, кроме Геннадия Малова, о котором говорил отец Олега. Геннадий Малов не так давно вернулся из армии, скромный парень, с Олегом дружил с детства...

С детства... Слишком долго они остаются детьми. О них много, очень много думают, говорят, спорят педагоги, родители, психологи. Отмечают достоинства и недостатки. И как противоречивы высказываемые мнения! Одни утверждают: «Не по годам развиты, образованны, начитанны». Это верно. Иначе не может быть. Ведь жизнь идет вперед. Другие укоряют: «Избалованны». Тоже верно. И тоже объяснимо. На долю старшего поколения выпало столько трудностей: война, разруха, голод. Естественно, теперь, когда жизнь стала легче, пришел в дом достаток, хочется, чтобы дети получили все, что возможно, а иногда даже больше. Смотрим, чтобы были сыты, одеты, радуемся хорошим отметкам, успешно сданным экзаменам. Наверно, в этом нет ничего плохого. Дети растут, и не сразу нам видно, когда взрослеют. Но за детьми, как известно, требуется глаз. За маленькими, чтобы не упал, не ушибся. А за большими? Может, надо смотреть глубже, дальше. Надо, а вот с Олегом, видимо, не сумели, недосмотрели. А «недосмотрел» ли кто-то другой? Что же все-таки случилось с этим молодым парнем? Что толкнуло его на тяжкое преступление, заставило нанести такой удар отцу? Какие обстоятельства, именно обстоятельства, мысленно спрашивал себя Андреев. Уж очень не хотелось поверить в то, что молодой Рыбаков — подонок и подлец, корыстолюбец, готовый за деньги продать Родину, отца. А что, если он жертва провокации? Правда, он как будто сам подтвердил, что не хочет возвращаться на теплоход. Но случается и так, что даже честный по натуре человек попадает, в положение, когда он, совершив какой-либо проступок, наказуемый обществом, хочет его скрыть. Опытный враг нашел это самое больное, уязвимое место. И человек не выдержал. Было ли решение Олега Рыбакова остаться за рубежом заранее обдумано или это произошло случайно, под давлением какого-нибудь особого стечения обстоятельств, может быть, специально подстроенных? Тогда что побудило его остаться? Чьей руки это дело? К деятельности какой иностранной разведки отнести этот успех, именно успех? Ибо молодой советский человек, видимо, способный, стоявший на пути к полезной работе, вдруг совершает такой непоправимый шаг.