Борис Краевский - Когда играют дельфины…

— Игорь Сергеевич? Здравствуйте, говорит майор Страхов. Очень рад, что застал вас дома. Мне нужно срочно поговорить с вами по серьезному делу. Что? Свободные полчаса? Великолепно. Заедете? Жду.

С профессором Вяльцевым майор был знаком не один год. Как и многие офицеры, он знал профессора по интереснейшим лекциям, которые тот регулярно читал в Доме офицеров. О таких, казалось бы, специальных науках, как астрономия, сейсмология, геология, Вяльцев говорил так, что увлекал даже совершенно непосвященного человека. После лекций Страхов не раз задавал ученому целый ворох вопросов, внимательно выслушивал его обстоятельные ответы и с каждой встречей проникался все большим, уважением к профессору. Вяльцев тоже отличал любознательного, а иногда и дотошного офицера. Он чувствовал, что этот уже немолодой майор с редкими блестками на висках не просто любопытствует, а действительно интересуется его любимыми науками. Правда, последние несколько месяцев они не виделись, но когда в квартире профессора раздался ранний телефонный звонок, он сразу же узнал своего собеседника. И сейчас, поднимаясь по лестнице в кабинет Страхова, Вяльцев тщетно пытался угадать, зачем он мог понадобиться майору и какое «серьезное дело» тот имел в виду.

— …Ну вот, вы знаете об этом столько же, сколько я, — закончил Страхов свой короткий рассказ. Не упомянул он лишь о предположении лейтенанта Марченко. — Теперь, Игорь Сергеевич, попрошу вас вспомнить и рассказать мне все, что вам известно о вашем заместителе.

Потрясенный сообщением майора, Вяльцев, сгорбившись, неподвижно сидел в кресле. Страхову показалось, что профессор сразу как-то постарел и осунулся.

— Не знаю, что и сказать, не знаю, — ответил он. — Все это так ужасно… Молодой, талантливый и вдруг — без сознания, чуть ли не при смерти! Кому бы это понадобилось?.. Вы говорите, что это не ограбление, но… что же тогда?

— Вот это мы и должны выяснить, дорогой Игорь Сергеевич. И вы можете нам помочь.

— С радостью, но чем?

— Пока только одним: расскажите все, что вам известно о Николае Федоровиче Рочеве.

Профессор говорил медленно, стараясь припомнить мельчайшие детали, и перед майором постепенно вырисовывалась фигура Рочева. Чуть-чуть нелюдим: мало друзей, трудно сходится с людьми; чуть-чуть скрытен: ни с кем, даже со своим научным руководителем, не делился многими мыслями и положениями диссертации. Последовали еще несколько «чуть-чуть», и профессор перешел к событиям минувшей ночи. Страхов насторожился.

— Что же это было за явление, Игорь Сергеевич? — спросил он Вяльцева.

— Пока трудно сказать. Ведь вы знаете, мы, ученые, предпочитаем не делать скоропалительных предположений. Получим ответ из Москвы, обязательно сообщу вам результаты. Кстати, — спохватился Вяльцев, — ведь сейсмограмма еще не отправлена… Я поручил это Николаю Федоровичу, а он… — и профессор глубоко вздохнул.

— Вы разрешите мне взглянуть на эту сейсмограмму?

— Пожалуйста, хоть сейчас.

— Великолепно, так и сделаем…

Это утро на городской сейсмической станции было таким же обычным, как и все другие. Не спеша, по-стариковски, собирался домой вахтер дядя Ваня. Верочка приводила в порядок папки с бумагами, внимательно «слушали» землю чуткие молчаливые приборы.

Когда профессор с майором вошли, в комнату дежурного, Верочка доложила Вяльцеву, что остаток ночи и утро прошли спокойно, ничего особенного не случилось.

— Спасибо, спасибо, — поблагодарил он, — дайте нам, пожалуйста, первую папку, ту, что лежит в шкафу, в подвале. В ней, — обратился профессор к Страхову, — у нас хранятся наиболее интересные с научной точки зрения сейсмограммы. Вероятно, и вчерашнюю Николай Федорович положил туда… Странно, очень странно, — протянул Вяльцев, перебирая содержимое кожаной папки. — Сейсмограммы нет, зато почему-то вложены листы диссертации Николая Федоровича. Рассеянность непростительна для молодого человека. Посмотрим в его столе, сейсмограмма, без сомнений, в одном из ящиков.

Открыть стол Рочева было делом одной минуты. Однако поиски ни к чему не привели…

Через полчаса профессор пригласил гостя в свой кабинет, усадил в кресло и плотно прикрыл дверь.

— Сейсмограммы нет, Алексей Иванович. Кто мог ее взять?

— Отвечу вопросом на вопрос, Игорь Сергеевич. Скажите мне, как советский человек, как коммунист: сейсмограмма была интересна только с научной точки зрения? Не была ли она каким-то образом связана с внешнеполитическими вопросами, не раскрывала ли она какой-либо тайны?