Роберт Ладлэм: Ультиматум Борна

— Боже мой! — выдохнул Панов. — Неужели пуля предназначалась одному из нас?

— Может быть... а может, и нет, — ответил отставной офицер разведки, который не мог отдышаться; вдалеке послышались вой сирены и свистки.

— Ты же сам сказал, что это ловушка!

— Потому что мы оба получили эту безумную телеграмму от Дэвида, в которой было имя, — а ведь он им не пользовался уже целых пять лет, — Джейсон Борн! Если не ошибаюсь, в твоей телеграмме также говорилось о том, что ни при каких обстоятельствах мы не должны звонить ему домой.

— Верно.

— Это ловушка... Ты проворнее меня, Мо, так что уноси ноги. Двигай отсюда. Беги, как сукин сын, и найди телефон. Телефон-автомат, чтобы не перехватили разговор.

— И что?

— Позвони Давиду домой! Скажи, чтобы он паковал веши Мари и детишек и поскорее увозил их оттуда!

— Что-о?

— Нас разыскали, доктор! Некто ищет Джейсона Борна, тот, кто охотился за Борном многие годы и не остановится до тех пор, пока не возьмет его на мушку... Ты стремился привести в порядок мозги свихнувшегося Дэвида, а я тянул за все прогнившие нити в Вашингтоне, чтобы вывезти его и Мари из Гонконга живыми... Но где-то мы допустили промашку, и нас нашли, Мо. Тебя и меня! Мы — единственная официально зарегистрированная связь с Джейсоном Борном, адрес и род занятий которого неизвестны.

— Ты понимаешь, что говоришь, Алекс?

— Да, черт побери, понимаю... Это — Карлос. Карлос-Шакал. Выбирайся отсюда, доктор. Свяжись со своим бывшим пациентом и скажи ему, чтобы он исчез. Немедленно.

— А что дальше?

— У меня не так много друзей, тем более таких, кому я могу доверять, а у тебя они есть. Назови ему кого-нибудь из них, скажем, одного из твоих приятелей-лекарей, которых пациенты срочно вызывают по телефону... Скажи Дэвиду, чтобы он связался с ним, когда будет в безопасности. Дай ему пароль.

— Пароль?

— Господи Боже, Мо, пошевели мозгами! Какой-нибудь псевдоним: Джонс или Смит...

— Это довольно распространенные фамилии...

— Тогда Шикльгрубер или Московиц — какая тебе больше нравится! Просто скажи, чтобы он дал нам знать, где находится.

— Понятно.

— Теперь беги отсюда и не вздумай отправляться домой!.. Сними номер в «Брукшире» в Балтиморе под именем... Мориса, Филиппа Мориса. Я навещу тебя там попозже.

— А ты что собираешься делать?

— То, от чего с души воротит... Поставлю мою трость где-нибудь в сторонке и куплю билет на эти паршивые «горы». Никто не станет искать там калеку. Я уже заранее готов наложить в штаны, но это — единственный способ переждать опасность, даже если мне придется кататься на этих проклятых штуковинах всю ночь... А теперь беги отсюда! И поскорее!

По проселочной дороге, бегущей на юг меж холмов Нью-Гемпшира к границе Массачусетса, несся фургон. Его вел долговязый человек, его резко очерченное лицо было напряжено, на скулах ходили желваки, а ясные светло-голубые глаза горели яростью. Рядом с ним сидела его необыкновенно привлекательная жена, рыжеватый оттенок золотисто-каштановых волос которой был еще заметнее при свете огоньков на приборной доске. Она держала на руках ребенка, восьмимесячную девочку, на заднем сиденье спал еще один малыш — белокурый мальчик лет пяти, от резких толчков его защищал складной поручень. Их отцом был Дэвид Уэбб, профессор востоковедения, а когда-то один из печально известной, наводящей ужас «Медузы», легендарный Джейсон Борн, наемный убийца.

— Мы ведь знали, что когда-то это должно случиться, — сказала Мари Сен-Жак-Уэбб, уроженка Канады, экономист по образованию, однажды спасшая жизнь Дэвида Уэбба. — Это был вопрос времени.

— Это безумие! — тихо сказал Дэвид, стараясь не разбудить детей, но даже шепот выдавал его напряжение. — Ведь все было спрятано, соблюдена строжайшая секретность архивов и все эти прочие дерьмовые предосторожности! И как только они умудрились найти Алекса и Мо?

— Мы не знаем пока, но Алекс наверняка захочет разузнать. Лучше Алекса никого нет, ты же сам говорил...

— Теперь Алекс меченый — можно считать его без пяти минут мертвецом, — мрачно перебил ее Уэбб.

— Ты слишком торопишься, Дэвид. Он — лучший из всех. Ведь это твои слова?

— Единственный раз он не был лучшим — в Париже, тринадцать лет назад.

— Потому что ты был лучше...

— Нет! Потому что я не ведал, кем я был, а он действовал, исходя из старых сведений, что я вообще ничего не знаю об этом чертовом деле. Он-то был убежден, что это был как раз я, а я не знал самого себя, поэтому и не мог действовать в соответствии с его сценарием... Он по-прежнему — самый лучший: это он спас нам обоим жизнь в Гонконге...