Василий Ардаматский - Опасный маршрут. Повесть

Совещание окончилось в четыре часа. У выхода из театра Окаемов столкнулся с Колей Борковым, который пропустил его мимо себя, провожая внимательным косым взглядом. Окаемов съежился от этого взгляда, когда казалось, что человек смотрит куда-то в сторону, а видит его - Окаемова.

Накрапывал дождь. Окаемов перебежал через улицу и вошел в кафе.

Ему нужно было переждать почти два часа. В кафе было пусто, но он сел за самый дальний столик, скрытый мраморной колонной. Там его и официантка обнаружила не сразу.

Постепенно успокоившись от пережитого на совещании, Окаемов пришел к выводу, что он вовремя признал свою ошибку с бензином…

Без десяти минут шесть Окаемов вышел из кафе. Без пяти минут шесть он был на перекрестке близ института Вольского. Ровно в шесть он был от него в пятидесяти шагах. В три минуты седьмого он поравнялся с дверями института, и как раз в это время на тротуар хлынул поток сотрудников института. Окаемов оказался в центре этой толпы и пошел с ней по тротуару. Он шел с видом человека, глубоко задумавшегося над своими делами, которого ничто на свете не интересует. На самом деле он напряженно слушал звучавший вокруг него разговор. И вот что он услышал:

- Нет, дорогой Петр Алексеевич, ваш «Спартак» горит, как свеча. Проиграть «Локомотиву» - это же надо уметь!

- Ничего, милейший, цыплят, как известно, считают по осени. Меня волнует другое - Аксенчука-то нашего уволили? Уволили.

- А кто же будет теперь доставать нам билеты на стадион?

- А вы обратитесь на этом основании к Вольскому; чтобы он пересмотрел приказ.

- Да, что-что, а ходок за билетами Аксенчук был мировой.

- Принципиальный лодырь и трепач.

- Давно его гнать нужно было…

- Я его видел сейчас. Пошел в кабинет Вольского отходную слушать. Бледный как покойник.

- Тут побледнеешь. Вылететь из института с характеристикой лодыря. Поди устройся куда-нибудь…

Окаемов внезапно остановился возле афишного щита, и толпа сотрудников миновала его. Такой удачи он не ждал. Он собирался много дней вот так смешиваться с толпой идущих с работы сотрудников института и постепенно узнать то, что ему могло оказаться полезным. А удача пришла в первый же день. «Аксенчук… Аксенчук…» - повторял про себя Окаемов.

Николай Аксенчук мог надеяться только на всем известную доброжелательность профессора Вольского. Войдя к нему в кабинет, Аксенчук схватился рукой за лоб и пошатнулся.

- Что с вами? - обеспокоенно спросил Вольский.

- Ничего, ничего… - Будто собрав последние силы, Аксенчук подошел к столу.

Вольский протянул ему стакан воды:

- Садитесь, выпейте.

Аксенчук судорожными глотками осушил стакан и устремил на Вольского молящий взгляд:

- Сергей Дмитриевич, я пропал. Мне лучше не жить, - заговорил он тихо и жалобно. - Я виноват. Знаю. Но я умоляю вас по-человечески задуматься о моей судьбе. Выброшен из такого института. Это же конец. Да, да, Сергей Дмитриевич, конец. А ведь я только-только вступил в жизнь. Вот я выйду сейчас из института, и за его дверью останется все - и прошлое и будущее. Что делать? Лезть в петлю. Да, да, лезть в петлю… - Аксенчук замолчал, обхватив голову руками.

- В петлю - это чепуха. Вы человек молодой, у вас впереди вся жизнь… - Для Вольского этот разговор был тяжелым испытанием. Еще с утра он думал о нем как о необходимости, которой нельзя избежать, и собирался провести разговор быстро и решительно. Но так не получилось, и вот теперь надо утешать и успокаивать уволенного. - Вы прекрасно устроитесь на другое место и будете работать.

- Да кто же меня возьмет, Сергей Дмитриевич? - почти с рыданием воскликнул Аксенчук.

- Верно, устроиться будет нелегко. Но наказание есть наказание. И оно вас, молодого специалиста, научит на всю жизнь. А в конце концов вы все-таки устроитесь и будете работать.

- Сергей Дмитриевич, я вам даю слово! Честное слово! Такое никогда больше не повторится. Ну, объявите мне самый строгий выговор! Только не выгоняйте! Не губите мою жизнь!

- Нет, товарищ Аксенчук, приказ уже подписан, - как только мог решительно произнес Вольский. - Поступить иначе я не могу. Вы задумайтесь, что произошло. Вы знаете, над чем работает наш институт. И вдруг сотрудник такого института не выполняет данного ему поручения и не выполняет, видите ли, только потому, что о поручении он забыл.

- Сергей Дмитриевич, я не забыл! Ведь поручено было мне и Добровольскому.

- Перестаньте! - Вольский рассердился - он больше всего на свете ненавидел всякую ложь. - Как можно? Тревожиться о своей судьбе и при этом лгать? Лгать не только мне, но и самому себе! Вы же отлично знаете, что поручение давалось вам. Именно вам… А Добровольский должен был как старший научный сотрудник только присмотреть за этим делом. И вы поймите, что означает ваша забывчивость, когда мы заняты делом столь важным для всего государства?