Василий Попов - Чужой след

— Перепелица Иван, — в тон ему сказал второй.

— Братья? — заинтересовался Тихон Тихонович.

— Братья! — кивнул Захар Перепелица.

— Терентий Никанорович Затулыворота, — мягкой скороговоркой проговорил здоровяк с пшеничными усами и сейчас же пояснил: — Затулыворота — это моя фамилия, извиняюсь…

Жилистый человек осторожно пожал ладонь профессора своими длинными пальцами, словно боясь причинить боль.

— Здравников моя фамилия… Виталий Здравников, — каким-то сдавленным голосом проговорил он.

— Вы все — местные, товарищи?

— Так точно, товарищ профессор, — и я, и Иван, и Захар — все из Каширской. Колхозники мы, — пояснил Затулыворота. — Очень раскопками интересуемся, вот и отпросились из колхоза с вами поработать…

— А вы? — обернулся профессор к худощавому.

Тот смутился и опустил глаза:

— Я — приезжий, так сказать… Если так выразиться — волею судьбы попал… Но документы все есть, как полагается, — неуверенно пояснил он.

Надя внимательно всмотрелась в его нервное, подергивающееся лицо и подумала:

«Из всех этих славных людей можно подозревать в чем-либо только этого, Здравникова».

— Ну, если есть документы, значит все в порядке! — мягко проговорил профессор, с некоторым удивлением взглянув на Здравникова. — До завтра — отдыхайте, товарищи… А завтра приступим к работе…

Он повернулся и своим стремительным, легким шагом направился к палатке, стоящей слева от него.

— В этой палатке мы с товарищем Демидовым и студентами помещаемся, — сказал Пелипенко. — Вам другая, правая палатка предназначена… А вот где барышню разместим — не знаю…

— Надежда Константиновна, я думаю, поместится со мною, — обернулся профессор. — Палатку можно перегородить…

— Если я вас не стесню, Тихон Тихонович…

— Что вы, Надежда Константиновна… Я очень люблю молодежь… А сосед я спокойный, покладистый… По свидетельству очевидцев, ночами не храплю. Ничем вас беспокоить не стану…

Профессор откинул полу палатки и пропустил вперед Надю.

— Дворец, настоящий дворец! — восхищенно сказал он, входя за нею внутрь. — Нигде мне так хорошо не спится, как в палатке! Люблю кочевую жизнь, люблю запах костра и свежий ветерок. Есть, видать, во мне беспокойная скифская кровь.

Пелипенко принес еще одну койку-раскладушку и постельные принадлежности.

— Ну, располагайтесь, отдыхайте, Тихон Тихонович, — заботливо проговорил он. — Студент наш сейчас обед сварит, чаек вскипятит… Отдыхайте пока!

— Да я не устал, Григорий Сидорович…

Качемасов принялся распаковывать свой рюкзак. Сухое загорелое лицо его выражало полное довольство, карие глаза блистали молодым, веселым огоньком. Профессор даже запел высоким дребезжащим тенорком:

Взглянув на Надю, Качемасов вдруг оборвал пенье и весело рассмеялся:

— Прощу прощения, милая девушка!

— За что, Тихон Тихонович? — удивилась Надя.

— За мое, с позволения сказать, пенье. Вы, наверное, думаете: чего ради этот старый ученый козел блеет арию княжича Владимира Игоревича? Он только портит эту прекрасную арию…

— Ну что вы, Тихон Тихонович! — покраснела Надя.

— Конечно, конечно, вы так подумали, — смеялся Качемасов. — Но поймите, что ваш покорный слуга когда-то тоже был молод, носил густые вьющиеся кудри и даже пленял девушек своим слабеньким, но красивым тенором. А горы всегда словно омолаживают меняли я начинаю петь…

Профессор поставил на столик потемневшую от старости серебряную походную чернильницу.

— Что это за таинственная личность, этот самый высокий, Здравников? — спросил он. — Мне показалось, что он не хочет говорить о себе…

Григорий Сидорович медленно набивал из красного, расшитого кисета свою маленькую трубочку-носогрейку.

— Да он из этих самых, Тихон Тихонович, — вполголоса проговорил он.

— Из каких? — не понял профессор.

— Ну, из жуликов-уркаганов… Срок отбывал. Десять лет как будто имел… Освобожден досрочно, за хорошую работу… О своих воровских делах говорить стесняется — видать, совесть проснулась у парня. Я говорил Алексею Павловичу, что брать такого не стоит, а он меня укорил: «Что было — то прошло, человек работать хочет, и мы ему помочь обязаны…»

— Ну что же, Алексей Павлович правильно решил… такого человека нельзя отталкивать…

Профессор достал из рюкзака книги. Его тонкие пальцы осторожно разглаживали чуть смятые обложки и листки.