Карпо издал еще два стона и, не глядя на Фриссона, ответил:
— Гулял.
— Один?
— Нет, господин инспектор. Я гулял вместе с Жоржем, моим приятелем.
— И часто ты гуляешь в парке с твоим приятелем Жоржем?
— Да вы сами знаете, господин инспектор, что я только пять дней назад вышел на волю.
— И сразу же захотел погулять с приятелем в центральном парке, так далеко от твоего уютного дома?
Карпо с досадой отвернулся.
Фриссон поглядел на него и улыбнулся.
— Вот ты и обиделся! Это нехорошо. Мы мирно беседуем, а ты в бутылку полез... Может быть, у тебя с Жоржем были какие-то причины, потянувшие вас в парк? Но объясни мне, почему Жорж вдруг сделал сальто-мортале через плечо незнакомого джентльмена и шлепнулся оземь с такой силой, что потерял сознание, а ты подпрыгнул в воздух и ударился животом о ногу того же джентльмена?
Голос Фриссона повышался.
Карпо молчал. Он думал, что этот флик, наверное, что-то знает.
— Молчишь? — продолжал Фриссон. — Почему ты шел левой стороной бульвара, а Жорж правой? И почему, как только долговязый джентльмен свернул в парк, ты перебежал бульвар за ним? И по какой причине вы пошли следом за этим господином, когда тот ушел из кафе «Клюни»?
Фриссон привстал, с силой стукнул кулаком по столу.
— Говори же, отродье кривой матери и блудного осла, что ты там делал? А не хочешь, упеку тебя обратно на пять лет, передам дело о золотой брошке, что была у тебя в кармане, следователю Сегоньяку и спета твоя песенка!
— Не надо, господин инспектор. Не надо Сегоньяка! Он мне тогда три зуба выбил и ребро сломал.
— Как ты смеешь клеветать на честного сотрудника республики? На допросе ты бесился, бросался на пол, бился о стул, выбил себе три зуба и сломал ребро, а потом имеешь нахальство заявлять, что тебя избил Сегоньяк, человек, который плачет, когда отрубает голову цыпленку для воскресного стола! Чего доброго скажешь, что я тебя лягнул ногой сегодня. Довольно притворяться!
Фриссон взял Карпо за волосы и поднял его голову.
— Говори, нечего стонать, как девица, потерявшая... каблук от туфли.
— Господин инспектор, ничего особенного не было.
— Ах так, ничего особенного?!
— Да, да, господин инспектор. Вот именно. Ничего особенного.
— Ты шутишь. Пойми ты, подобие испанского мула, здесь шучу я! Тебе не положено. Выкладывай по порядку.
В этот момент вошел сержант и, подойдя к инспектору, стал шептать ему на ухо.
Фриссон слушал внимательно, время от времени кивал головой.
Сержант вышел.
Инспектор сел на свое место. Карпо был встревожен приходом сержанта. Он подумал, что его приятель, наверное, все рассказал. В голове он прикидывал, сколько ему дадут за неудавшееся покушение на грабеж.
«Пожалуй, не больше года, — подумал он. — А за брошку, если дело передадут Сегоньяку, наверное, пять».
И он решил все выложить.
Постонав раз, другой для порядка, он поднял голову и начал:
— Насчет брошки и господина следователя Сегоньяка лучше не надо. Я вам все расскажу, как было.
Фриссон вынул из ящика стола конверт и вложил в него все, кроме брошки и черной коробки. Брошку он отодвинул в сторону.
— Давай, — сказал он.
Карпо вздохнул.
— Это дело нам подсунул один господин.
Фриссон поднял брови.
— Мы с Жоржем сидели в баре «Рыжий конь» третьего дня вечером, пили пиво, беседовали о том о сем, сами знаете, господин инспектор.
— Небось говорили, где бы что-нибудь украсть.
— Ну что вы! Мы говорили о девушках, о скачках, то да се. Пили пиво. И вот заходит какой-то господин в шляпе, в плаще. Оглянулся и прямо подсел к нам. Заказал у официанта три бокала вина и предложил нам выпить. Жорж стал ворчать. Характер у него такой, но я ему сказал, что добрый господин желает нам только хорошего, потому что на улице дождь и непогода. Мы выпили, и господин начал говорить, что у него есть для нас дело. Рассказывал он гладко, культурно, нисколько не смущаясь ворчания Жоржа. Говорил, что ему нужны документы и бумажник одного господина, у которого должно быть, кроме этого, порядочно долларов в карманах. Долларами он не интересуется, говорит, это дело ваше. А вот документы, письма и прочее — ему. И предложил нам еще десять тысяч франков за труды.
Стал я его спрашивать, что за господин, много ли у него долларов, что он собой представляет, где его найти и прочее и прочее. Жорж проворчал, что десять тысяч не бог весть какие деньги. На это господин резонно ответил, что за бумажник и документы и десять тысяч хорошая цена, потому что у того господина, наверное, будет по крайней мере сотня долларов в кармане. Насчет десяти тысяч и я поворчал, но наш гость на уступки не пошел. Тут я подумал, что деньги на улице не валяются, что я только что вышел из тюрьмы и надо жить. Стал спрашивать подробности.
Читать дальше