Лен Дейтон: Мозг ценою в миллиард

— Вы, наверное, хорошо понимаете, — сказала она, — что если материалы, которые находятся у вас, попадут не в те руки, это может нанести ущерб вашей стране?

По-моему, Сигне не очень чувствовала разницу между Эйре и Соединенным Королевством.

— Правда? — отозвался я.

— Как я понимаю, — она делала вид, что очень занята замками своего портфеля, — вы не хотели бы повредить вашей стране?

— Конечно, нет, — озабоченно сказал я.

Сигне подняла голову и прямо взглянула на меня.

— Вы нам нужны, — проникновенно сказала она. — Вы должны работать на нас.

Я кивнул.

— На кого это — на «нас»?

— На Британскую военную разведку, — сказала Сигне, опять намотала большую прядку золотых волос на пальцы и стала изучать ее с насмешливым видом. Потом встала.

— До завтра, — сказала она, пододвинула ко мне счет и первой ушла из ресторана.

Днем я зарегистрировался в гостинице «Маркой». Она была отделана со вкусом и оформлена в выдержанном скандинавском стиле на Маннерхейме. Освещение достаточно яркое, чтобы блестела нержавеющая сталь отделки. Когда сидишь в черном кожаном кресле в баре, то чувствуешь себя так, словно сидишь за штурвалом «Боинга-707».

Я пил водку и размышлял, почему Каарна был вымазан разбитым яйцом и куда девалась скорлупа этого яйца. Немного посмеялся, вспомнив, как меня завербовали в Британскую разведку. Это было весело по двум причинам.

Во-первых, это в духе всех разведок — сообщать своим агентам, что они работают на того, на кого они хотят работать. Так, франкофилу говорят, что его отчеты идут прямиком на Набережную д’Орсей в Министерство иностранных дел Франции, а коммуниста уверяют, что приказы ему поступают из Москвы. Лишь немногие агенты могут быть совершенно уверены, что знают, на кого они работают, потому что характер работы подразумевает возможность провериться.

Вторая причина, по которой я веселился, заключалась в том, что Сигне Лайн действительно могла работать на отдел Росса в Военном министерстве. Невероятно, но возможно.

Как общее правило — а все общие правила опасны, — агенты набираются из жителей страны, где они работают. Я не агент да и вряд ли когда-нибудь им стану. Я только доставляю, оцениваю и передаю информацию, которую собирают наши агенты, но я редко встречался с ними самими. Конечно, за исключением случайных отдельных встреч, как, например, с тем финном, с которым я разговаривал на пароходе. Я прибыл в Хельсинки для выполнения простого задания, которое теперь усложнялось. Я не был готов к этому. У меня не было установленной связи с Лондоном, только для экстренного контакта, который я осмелился бы использовать лишь в случае неизбежности мировой войны. Не было системы контактов здесь, ибо мне было запрещено вмешиваться в работу наших резидентов. Да и судя по быстрому ответу седовласого, он говорил со мной по телефону-автомату, установленному в общественном месте.

Поэтому я выпил еще бокал водки и, медленно дочитав дорогое меню, нащупал в кармане пятьсот марок, полученные от девушки с большим ртом и золотистыми волосами. Дешево досталось — легко потерялось.

Утро следующего дня было голубым и солнечным, хотя градусник показывал несколько градусов ниже нуля. Я пошел прогуляться по центру города. Поднялся на крутой холм к ярко-желтым зданиям Университета, потом спустился на улицу Унионикату и приблизился к магазину, в котором висели длинные кожаные пальто.

Девушка по имени Сигне уже стояла возле магазина кожаных изделий.

— Доброе утро, — сказала она, и дальше мы пошли вместе. На Лонг-Бридж мы двинулись по левой стороне вдоль замерзшей бухты. Под мостом среди мусора, насквозь промокших картонных коробок и зазубренных консервных банок пытались плавать утки. Сам мост хранил следы давних бомбежек.

— Русские, — сказала Сигне. Я посмотрел на нее. Она продолжила: — Они бомбили Хельсинки, повредили мост.

Мы постояли, наблюдая за въезжающими в город грузовиками.

— Мой отец был профсоюзным деятелем, он часто показывал на этот искалеченный мост и говорил мне: «Эти бомбы сделали советские рабочие на советских заводах в стране Ленина. Помни об этом!» Всю свою жизнь отец посвятил рабочему движению. Он умер в 1944 году от разрыва сердца… — Она быстро пошла вперед, опередив меня. Мелькнул носовой платок, которым она вытерла глаза. Я поспешил за ней. Моя спутница спустилась к замерзшему берегу и пошла по льду. Несколько маленьких фигурок вдалеке тоже шли по льду, срезая дорогу. Впереди нас пожилая женщина тянула маленькие санки, нагруженные бакалейными товарами. Я старался идти осторожно по исхоженному истонченному льду. Я догнал Сигне, и она доверительно взяла меня за руку.