Григорий Василенко - Найти и обезвредить

Там я случайно встретил знакомого мне есаула Яковлева, который сказал, что он формирует бригаду в составе армии Петлюры и субсидируется им же. По его предложению я согласился служить в бригаде.

Через день или два после этой встречи начался сильный напор кавалерии Котовского на Проскуров, и вся наша бесформенная масса войск, обозов начала поспешно отступать к Збручу. Удар Котовского на петлюровцев был разгромным. За Збручем польские заставы обезоруживали бежавших петлюровцев, в том числе и нас. Остатки обезоруженной бригады Яковлева поляки направили в местечко Ланцут, в концентрационный лагерь. В то время ко мне неожиданно пришел Новиков, который по моим следам перешел границу Польши. В Ланцут Новиков не поехал, а отправился в Варшаву.

Пробыв в Ланцуте несколько дней, видя грабежи и бесчинства над интернированными, я решил также пробраться в Варшаву. Без особого труда я ушел из лагеря и очутился в Варшаве, опять-таки в кубанской делегации. Новиков уже работал на какой-то фабрике. При содействии кубанцев я был определен на службу сторожем при «Экспедиции заготовления государственных бумаг». Оказалось, что в этой «экспедиции» печатались карбованцы для Петлюры. Определенно зная, что нападения на подобные «ценности» не будет, я преспокойно отдыхал на конторском столе, положив под голову выданный мне громадный, дедовский пистолет, и раздумывал, что мне дальше делать, как поступить, куда податься.

Как-то Новиков мне передал, что мной заинтересовался Борис Савинков, откуда-то узнавший о моем существовании в Варшаве, и что он желает меня видеть. Беспрерывная мечта попасть на Кубань не оставляла меня, а для этого нужны были деньги. Деньги можно достать только через какую-нибудь организацию. Пошел к Савинкову. Савинков в это время развил бурную деятельность по организации беженцев, создал «Союз защиты родины и свободы», субсидируемый французами, и усиленно засылал бывших офицеров в Россию. В издаваемой Савинковым газете сообщалось о вспышках крестьянских бунтов и поголовном восстании казачества. В церквах священники произносили проповеди о близком конце антихристов-большевиков, бывшие офицеры истово молились и мечтали о повышениях на служебном поприще.

Савинковский штаб в одной из лучших гостиниц Варшавы осаждался блестящими автомобилями и шикарными женщинами. К Савинкову мы пришли вдвоем с Новиковым. Энергичный, живой Савинков быстро ознакомил нас с положением дела и своими грандиозными замыслами, указал на необходимость постоянного пребывания вблизи российской границы, а если есть возможность, то пробираться внутрь страны. «Это и будут борцы за великое дело спасения родины, а все живущие в Париже, Берлине и Праге — есть люди, которые только говорят и стремятся чужими руками жар загребать», — артистично, как на сцене, говорил Савинков. Тут же он познакомил нас с Философовым и своим братом Виктором.

Через несколько дней я получил пригласительную повестку на заседание, где обсуждались вопросы первостепенной важности. Впоследствии оказалось, что эти вопросы касались исключительно возможных мер борьбы с большевиками. На заседании я увидел Савинкова, Философова и разномастную беженскую публику. В речах выступавших ораторов указывались промахи минувшего похода, озлобление крестьян, недостаток средств. Предполагалось даже идти в Россию с хлебом, мануфактурой. Я вывел заключение, что Савинков просто устраивал смотр той публики, которая его окружает, позировал, изображая из себя диктатора, призывал к борьбе с большевиками, но все это уже не раз я слышал, если не от него, то от других.

Прошло некоторое время, и я послал Новикова к Савинкову позондировать почву относительно нашей поездки на Кубань и как он смотрит на это дело. Новиков принес известие, что Савинков советовался, какой путь избрать: Данциг, Триест — слишком дорогой, а через Галац, Констанцу — трудно добиться визы у румын. Наконец после моих переговоров с Савинковым вопрос был разрешен в том смысле, что через польский штаб нам будут выданы паспорта польских граждан и мы направимся через Галац в Константинополь и Батум.

Перед отъездом Савинков носился с воззванием, в котором призывал опять все к тому же — бороться с большевиками и обещал полнейшую свободу самоопределения всем народам и областям.

Савинков говорил, что, начав борьбу с запада, севера и на Кавказе, центральный орган, состоящий из представителей всех восставших окраин, будет зорко следить за происходящие и оказывать помощь не только деньгами, но и живой силой. Я и Новиков это воззвание не подписали, указывая на то, что нас никто не уполномочивал быть на этом совещании представителями от Кубани.