Сергей Костин - Афганская бессонница

Пайса нагнулся и отбросил в сторону охапку недавно нарубленных, еще сырых веток. Несколько моджахедов тоже принялись за работу. На крыльце к старику присоединилась женщина, успевшая надеть свой балахон. Присоединилась и физически, но, главным образом, голосом. Если визг — это тоже голос! На них никто не обращал внимания.

Под ветками оказалась глина — чуть посветлее, чем вокруг, менее намокшая. Пайса нагнулся и, поковыряв в нужном месте, высвободил железное кольцо. Он отступил и потянул за него, открывая небольшой люк или, скорее, лаз. Я увидел, что за этим люком были еще доски, уже без кольца. Я ринулся вперед и, скользя по каменным ступеням, принялся отбрасывать их, продвигаясь вперед.

Свет быстро залил весь подпол. В глубине его с груды грязной соломы вставали Димыч с Ильей. Лица у них были опухшие, заросшие щетиной, щеки в красных пятнах, глаза заплывшие, волосы спутанные, руки синие, ноги заплетались. Но они улыбались.

Темница была обустроена, как в «Графе Монте-Кристо». Ребята были скованы одним куском цепи, закрепленной у каждого на запястье висячим замком. Цепь была пропущена через большое ржавое кольцо, вмурованное в цементную стену. То есть пленники могли перемещаться относительно друг друга, но чтобы отойти в угол одному, второй должен был вплотную приникнуть к кольцу. А чтобы освободиться, кому-то одному пришлось бы перегрызть себе запястье.

Старик на крыльце не переставал кричать, только теперь уже, похоже, не возмущался, а оправдывался и умолял. Он достал из кармана халата и бросил нам ключи. Один из моджахедов прибежал с ними, чтобы освободить пленников. Пока открывали замки, лица их на глазах светлели. Не потому, что, разобрав доски над головой ребят, мы впустили туда солнечный свет. Тень от крыла смерти, которая накрыла Димыча в день нашего прилета, дрогнула над ними и полетела дальше.

Первым в мои объятия попал Димыч. Я его обнял, и я же и застонал — Димыч стиснул мне раненое плечо.

— Ты чего? — спросил Димыч. — Ранен, что ли?

— А ты хотел, чтобы я совсем остался без приключений?

Илья стиснул меня деликатнее, но его пришлось почти поддерживать, так он ослаб.

— Я проиграл, — повернулся Илья к Димычу.

— Что проиграл? — спросил я.

— Пари, — ответил Димыч. — Я поспорил с ним, что если нас найдут, это будешь ты.

Я легонько ткнул Илью кулаком.

— А ты что, думал, я вас брошу?

Илья улыбнулся как-то странно, взгляд у него блуждал по сторонам:

— Я думал, нас вообще не найдут.

Обняв его здоровой рукой, я вел своих бойцов к машине. Моджахеды улыбались, хлопали их по спине. Наджаф махнул ребятам с крыльца — он связывал руки старику. Двое моджахедов, побывавшие в комнатах, несли нашу камеру и штатив.

Илья вдруг отпустил меня, и они с Димычем ринулись к очагу. Над котлом уже колыхался пар, но рядом стояло ведро с холодной водой. Ребята разом нагнулись к нему.

— Пей!

— Давай ты сперва!

Потом Димыч заметил ковшик, зачерпнул воды и жадно припал к ней. Илья, присев на корточки и обливаясь, уже пил из ведра.

Наджаф стоял у калитки и смотрел на них.

— Объясни мне, что они собирались делать с камерой? Ведь продать ее здесь невозможно. х ы можешь объяснить мне эту глупость?

Я задал вопрос и тут же вспомнил про ковры в доме. А Наджаф пожал плечами, потом схватил Пайсу за шкирку и вышвырнул его через калитку на улицу.

В машине разговор с ребятами был сумбурный, с пятого на десятое. Мы все сидели на заднем сидении, время от времени хлопая друг друга по ноге или пихаясь плечом. Я случайно, но, как оказалось, промыслительно сел слева, больной рукой к двери.

— Самое интересное, мы не сразу поняли, что нас похитили, — говорил Димыч. — Представляешь? Мы бегаем по полю за этим дехканином, мужик уже вошел в роль, на камеру не смотрит, все путем! Потом эти появляются из-за деревьев. Ты-то, Илюха, спиной стоял, снимал, а я видел.

— Но я тоже ничего не заподозрил.

Это Илья подключается.

— Слушай! — Это Димыч мне. — Прости. — Это Илье. — Ты ведь там же живешь? — Это опять мне. — Мы не можем погреть воды, чтобы помыться?

Помыться ребятам не мешало, это точно!

— Обязательно попросим, — это уже я. — Если нет, сходим к мулле — он же моется как-то.

Оба:

— Какой мулла?

— Ну, я тут под мечетью ночевал, пока талибы были.

Оба:

— Ты че? Какие талибы?

Димыч:

— Я говорил тебе, война началась. Сначала артобстрел, а потом город брали. Я думал, не взяли.

Я:

— Нет, два дня здесь талибы были. Или три — я сутки без сознания в больнице пролежал.