Рудольф Лускач - Белая сорока

— Потому что я — потерпевший и считаю, что меня оштрафовали неправильно. Кроме того — и это главное — у меня есть и другие доводы, которые могу высказать только начальнику вашего отделения.

Дежурный нахмурил брови, смерил меня с головы до ног недовольным взглядом и не без иронии заметил, что сейчас на месте только заместитель начальника.

Меня привели к нему. Когда я назвал свое имя, он, рассмеявшись, подал мне руку и спросил:

— Не узнаете? Мы ведь с вами года три назад охотились на медведей. Вы тогда еще работали в лесной промышленности… Припоминаете? Я старший лейтенант Греков. Что у вас ко мне?

Усевшись в предложенное кресло, я смутился: с какого же конца начать? Рассказывать о всем деле «Белая сорока» не было времени, — я решил лишь коротко поделиться своими подозрениями в отношении Лотнера.

Греков задумался, потом с сомнением сказал:

— Ваше подозрение основывается на догадках, а их недостаточно, чтобы принять меры: Лотнер может путешествовать, как всякий другой гражданин, где хочет. Что же касается портфеля… Вполне возможно, что там были важные бумаги; очевидно, он вспыльчив и поцарапал вас случайно…

— Вы, наверно, правы, старший лейтенант, но что-то мне не дает покоя… Почему он скрыл свое настоящее имя?

Греков снова сделал какое-то нерешительное движение. И тут мне пришло в голову попросить его соединить меня по телефону со следователем Куриловым в Ленинграде. Уж он-то наверняка интересуется Лотнером больше, чем я.

После некоторого колебания старший лейтенант внял моей просьбе и через минуту уже разговаривал с Куриловым. Я с интересом наблюдал за выражением его лица. Спокойное; я бы даже сказал неподвижное официальное выражение начало постепенно меняться. Брови поднялись, глаза расширились, рот приоткрылся. На лице было написано удивление, интерес, участие. Кивая головой, он несколько раз повторил:

— …обязательно сделаем, обязательно, без всяких проволочек… Да, понимаю… Тотчас же…

Потом передал трубку мне. Голос моего приятеля и на расстоянии был слышен отлично, и первое, что он сказал, была старая добрая пословица о ловце, на которого и зверь бежит…

Курилов удивился, что я застал Лотнера в Карелии. По его сведениям, этот тип должен был еще находиться в командировке на верфи в Николаеве. Он попросил старшего лейтенанта «вести» Лотнера до самого Ленинграда, а там они сами примут меры… Меня он пригласил навестить его по возвращении.

Тем временем старший лейтенант вызвал своих людей и дал им указания. При этом они косили на меня глаза, явно не понимая, почему о таких делах речь идет в присутствии чужого, который к тому же еще сюда был приведен в сопровождении милиционера. Прежде чем они ушли, я вежливо осведомился, продолжает ли старший лейтенант настаивать на штрафе. Греков только засмеялся и махнул рукой.

До ночного скорого поезда оставалось несколько часов, которые я неплохо провел в обществе Грекова. Тем временем пришло сообщение: Лотнер появился на вокзале, купил с рук билет на «стрелу» до Ленинграда и, значит, поедет тем же поездом, что и я.

— У вас будет милый попутчик, — пошутил Греков и сердечно со мной попрощался. Потом позвонил Курилову и сообщил, что Лотнер едет ночным поездом.

На перроне я напрасно искал глазами Лотнера. Лишь когда пришел поезд, я увидел, как он заспешил к задним вагонам. За ним сквозь толпу пассажиров пробирался молодой мужчина, в котором я на основании опыта, приобретенного в последнее время, сразу же узнал сотрудника государственной безопасности.

Я вошел в свой вагон, быстро улегся и мгновенно заснул. Охота на медведя была нелегкой, и нет ничего удивительного, что я спал так крепко, что проводник с трудом разбудил меня уже в Ленинграде.

— Поезд опоздал на семнадцать минут, — пояснил он. — Вы проспали и нашу вынужденную остановку, так что поторапливайтесь.

Я поинтересовался, чем была вызвана остановка, и проводник охотно рассказал: у станции Корбово, примерно в тридцати километрах перед Ленинградом, кто-то из пассажиров сорвал стоп-кран и остановил поезд. Кто и почему это сделал, установить не удалось, в коридоре никого не было, большинство пассажиров спало в своих купе. Ни проводник, ни пассажиры не заметили, чтобы кто-нибудь покинул поезд.

— Одним словом, какая-то чертовщина, — пожаловался проводник. Боремся за точное соблюдение графика — минута в минуту, а тут по вине какого-то негодяя опоздание на целых семнадцать минут.