— Нет, — говорю, — не воевал.
И рассказал все, как было. Он ухмыльнулся в ответ.
— Судить нас будут, если попадем к нашим.
Я понял: не поверил он мне.
Был Кузьма со мной вежлив. Подарил костюм, давал на мелкие расходы немецкие марки. А однажды предложил поехать на заработки в Мюнхен. Я отказался. Вскоре Кузьма и его друг Кузнецов из лагеря уехали. Вернулся Сараев в лагерь Пассау в начале осени. Один.
Шло время. Западные пропагандисты были щедры на посулы, стремились отговорить нас от встреч с представителями командования советских войск. В своих лекциях они называли нас не иначе, как «перемещенные лица», клеветали на Советский Союз, с предубеждением отзывались о послевоенном переустройстве Европы и, в частности, немецкого государства.
С Кузьмой Сараевым мы виделись ежедневно, ибо жили в одном большом трехэтажном корпусе. Он уговаривал меня не возвращаться в Советский Союз. На родине нас якобы ожидают тюрьма, пытки в НКВД.
— Ты отказываешься, — как то сказал мне Сараев. — Смотри, чтобы потом не пожалел. А я уже заполнил анкету и фотокарточки сдал. Уеду на запад.
Я дал Кузьме адрес моих родителей.
Почти год жили мы в лагере для перемещенных лиц, а в мае сорок шестого я уехал домой. Здесь меня ждала печальная весть: отец мой, гвардии сержант Иван Анисимович Горохов, водитель танка, погиб под Кенигсбергом незадолго до окончания Великой Отечественной войны.
Вы спросите, почему Сараев остановился в нашем городе, зашел ко мне? Во-первых, Кузьма знал меня много лет. Считал, что я, как и он, побывал в плену, совершил преступление перед Советской властью. Кроме того, Сараев, очевидно, полагал, что я скомпрометировал себя связью с власовцами. Во-вторых, у него здесь живут старушка-мать, сестры. Приехав в наши края, он в последний момент раздумал навестить родственников. Желание же дать матери знать о себе привело Кузьму ко мне. Это, конечно, мое личное мнение. Может, в чем ошибаюсь…
Савелий Иванович умолк. Было видно, он глубоко переживает неудачи в своей жизни. Спохватившись, Горохов спросил:
— Товарищ майор, что я должен делать с деньгами Сараева?
— Вы не беспокойтесь об этом, — сказал Кудрявцев. — Как с ними поступить, мы подумаем. Для начала сдайте деньги нашему кассиру и получите от него приходную квитанцию.
— Хорошо.
Едва Горохов вышел из кабинета, как Иванов сказал:
— Кажется, вернулись оперработники, которым я давал задание о проверке Сараева. Разрешите на некоторое время отлучиться?
— Выясните, что им удалось узнать. Это для нас важно.
Через десять минут капитан Иванов докладывал Кудрявцеву:
— Призыв в армию Сараева городским военкоматом подтверждается. В учетной карточке имеется запись: «Пулеметчик второй роты первого батальона 184 стрелкового полка Сараев Кузьма Алексеевич в бою за село Долиновка 21 декабря 1943 года пропал без вести». Случайно или преднамеренно он оказался в плену, мы этого не знаем. На войне все могло случиться…
— Это так, — согласился Кудрявцев. — Но Горохов говорил, что гитлеровцы ставили Сараева в пример, как добровольно перешедшего на их сторону. Не верить ему у нас нет оснований. Ясно, что Сараев изменник, сотрудничал с фашистами. Кстати, вы получили сведения из милиции?
— В паспортном столе городского отдела милиции нашелся бланк на Сараева Кузьму Алексеевича, заполненный при получении им паспорта. Вот посмотрите.
Иванов положил на стол пожелтевший от времени небольшой листок с наклеенной в верхнем правом углу фотокарточкой. Внизу стояла дата: 27 декабря 1941 года.
— Так вот он какой, этот Сергей, он же Кузьма Алексеевич Сараев, — задумчиво произнес Кудрявцев, разглядывая фотокарточку.
На него смотрел юнец с оттопыренными ушами, большим ртом и невыразительными глазами.
— Придется еще раз пригласить Горохова, показать ему то, что мы подготовили.
Савелий Иванович, вызванный на другой день, долго рассматривал фотокарточки, наклеенные на белом листе бумаги. Их было три, разные мужчины, примерно одного возраста. Горохов без особого труда опознал Сараева.
— Кузьма Сараев, — сказал он, — внешне изменился, раздался в плечах. На фотографии он выглядит худым, теперь лицо у него полное, лоснящееся, бычья шея. На голове густые русые волосы. На верхней губе шрам от пореза или ранения…
— Савелий Иванович, вы свободны. Спасибо за проявленную бдительность. Если понадобитесь, мы не преминем обратиться к вам за помощью. До свидания!
Читать дальше
