– Ведь это ты, Артур, да?
С тех пор как Роу вернулся в Лондон, многое восстановилось у него в памяти, вот эта церковь, и тот магазин, место, где Пиккадилли вливается в Найтсбридж. Он не заметил, как воспоминания вернулись и связали воедино то, что он знал всю жизнь. Но были и другие воспоминания – они мучительно пробивались наружу, где-то в мозгу у него засел враг, который не хотел их пускать, и порой это ему удавалось. Кафе, углы улиц, лавки часто оборачивались к нему неожиданным знакомым лицом, и он поспешно уходил, словно когда-то здесь при нем произошел несчастный случай. Человек, который с ним заговорил, принадлежал к числу этих воспоминаний. Но от человека труднее сбежать, чем от магазина.
– В прошлый раз ты был без бороды.
У его собеседника был недоумевающий и огорченный вид. Он сказал:
– Спасибо, что тогда зашел.
– Я вас не помню.
Лицо потемнело от обиды, как от удара:
– В день похорон.
– Простите. Со мной произошло несчастье, я потерял память. Она только начинает восстанавливаться, Кто вы такой?
– Я Генри. Генри Уилкокс.
– И я к вам приходил на похороны?
– Убило мою жену. Ты, наверно, читал об этом в газетах. Ее наградили медалью. Я потом огорчался – ты ведь хотел, чтобы я получил для тебя деньги по чеку, а я забыл. Знаешь, как бывает на похоронах, сколько хлопот. Да и я, кажется, был очень расстроен. Но больше я тебя не видел.
Роу поглядел вверх на многоэтажный дом:
– Это было здесь?
– Да.
Он взглянул через дорогу на ворота в парк – какой-то человек кормил чаек; конторщик нес чемодан; под ногами у Роу вдруг закачалась земля.
– Помню. Я тогда не мог пойти в банк, получить по счету. Мне сказали, что полиция считает меня убийцей. Но мне нужно было достать денег, я собрался бежать. Поэтому я к тебе и пришел. О похоронах я не знал. У меня голова была занята этим убийством.
– Не надо бередить прошлое. Что сделано, того не воротишь, – сказал Генри и довольно весело поглядел вдоль улицы, по которой некогда шла похоронная процессия.
– Но я ничего не сделал, пойми. Теперь я знаю. Я не убийца, – пояснил он.
– Конечно, нет, Артур. Ни один твой друг, настоящий друг, никогда этому не верил.
– А разве об этом шли разговоры?
– Еще бы!
– Я не знал. – Мысли его отвлеклись: он идет по набережной, ощущая, что загнан в тупик, а какой-то низенький человек кормит птиц… чемодан… тут он потерял нить, но сразу вспомнил лицо портье, вспомнил, как шагал по бесконечным коридорам, как открылась дверь и там была Анна… Они вместе подвергались какой-то опасности, – Роу отчаянно цеплялся за эту мысль. На все можно найти объяснение. Она же ему говорила, что он спас ей жизнь.
– Ну, до свидания, – сухо сказал он. – Мне пора.
– Нельзя оплакивать близкого человека всю жизнь, – сказал Генри. – Это ненормально!
– Да. До свидания.
Квартира была на третьем этаже. Ему хотелось, чтобы лестнице не было конца, и, нажимая звонок, он надеялся, что в квартире пусто. На темной площадке стояла молочная бутылка, в нее была воткнута записка. Он вынул ее и прочел: «Прошу вас завтра оставить только полбутылки». Он еще не успел положить записку назад, как дверь отворилась и Анна с отчаянием воскликнула:
– Это вы!
– Да, я.
– Каждый раз, когда звонили, я боялась, что это вы.
– А как, вы думали, я вас найду?
– Для этого есть полиция. Они же следят за конторой.
Он переступил за ней порог.
Когда-то, прежде чем его вовлекло в поток необычайных приключений, он совсем не так представлял свою встречу с ней. И хотя дверь за ним закрылась, они не почувствовали, что одни. Они разговаривали тихо, словно боялись кому-то помешать.
– Я узнал ваш адрес, наблюдая, как пальцы Коста набирают номер телефона. Он позвонил вам перед тем, как покончил с собой.
– Какой ужас! – сказала она. – Я не знала, что вы при этом были.
– «У меня нет никакой надежды», – вот что он сказал. – «Лично у меня, сэр, нет никакой надежды».
Они стояли в маленьком, тесном холле, как будто им не стоило идти дальше. Это было больше похоже на расставание, чем на встречу, – грустное расставание, когда не думаешь, чем его скрасить. На ней были те же синие брюки, в которых она приходила в гостиницу. С шарфиком, небрежно завязанным вокруг шеи, она выглядела трогательно неприбранной. Вокруг них громоздились медные подносы, грелки, безделушки, старый дубовый ларь, швейцарские часы с кукушкой и грубыми гирляндами из дерева.
– Да и ночь была не лучше, – сказал он. – Я и там был. Вы знаете, что убили доктора Форестера и Пула?
Читать дальше