Питер О`Доннел - Недоступная девственница

Джайлз как раз завел один из своих оптимистических монологов. Похоже, он не закрывал рта последние пять минут, но Модеста реагировала только на его инструкции, которые послушно выполняли ее пальцы.

— Отлично, радость моя. Теперь ретрактор. Хорошо! Нужно пространство для работы. Как там она у тебя, Вилли? Чудно, Модеста, проходи внутренний слой. Умница! Второй ретрактор. Посмотрим в щелочку!

Модеста чуть подвинулась. Джайлз уставился в отверстие, потом довольно изрек:

— Как в учебнике. Что ты дуешься, как мышь на крупу? Все идет своим чередом. Видишь белое? Это что? Брюшина! Конечно!.. Так, сделай такой же разрезик, как и в первый раз. Нет, не скальпелем, а то ты повредишь и то, что ниже. Действуй сначала ножницами. Потом вставишь палец в отверстие и спокойно режь.

Две минуты спустя Модеста нащупала аппендикс, отросток слепой кишки диаметром в полдюйма и длиной в три дюйма. Он покраснел и воспалился.

— Так, теперь не торопись, — поучал Пеннифезер. — Возьми пинцет Бейкера и ухватись за кончик. Так, видишь в жировом слое артерию? Ее надо перевязать.

— Погоди, мне в глаза льет пот. И по рукам течет. Почему ты не сказал, чтобы я надела повязку? Вилли, вытри меня. — Она встала на колени, подняв руки над головой, а Вилли стал вытирать полотенцем ей лицо, руки, туловище. — Ладно, теперь отойди. — Она опустила руки, приготовилась наложить лигатуру, потом воскликнула: — Боже, у меня теперь трясутся руки!

— Не обращай внимания, — сказал Пеннифезер. — Потрясутся и перестанут. Особенно когда ты займешь их работой. Ну, давай, перевяжи артерию.

Как ни странно, он оказался прав. Под его руководством Модести перевязала кровеносный сосуд, потом наложила шов, зажала начало петлей Спенсера-Уэллса, наложила чуть выше лигатуру, потом взяла скальпель и сделала последний надрез.

Скальпель, аппендикс и петля упали на клеенку. Модеста хотелось расслабиться, но она понимала, что впереди еще самая долгая часть работы — нужно было зашивать.

— Высший класс! — воскликнул Пеннифезер. — Ну, а теперь инвагинируй.

— Что-что?

— Вправь культю в кишку.

— Так бы сразу и сказал!

— Не кипятись, дорогая, — Пеннифезер издал короткий смешок. — Так, теперь затяни и обрежь. А я проверю тампоны.

Зашивала Модести медленно и довольно неловко. Сначала брюшину, потом оба слоя мускулов. Когда она удалила оба ре-трактора, Джайлз обратился к Вилли:

— Можешь снять маску. Мы заканчиваем.

Внешний разрез Модести зашивала нейлоновой ниткой. Сделав последний стежок и отрезав нить, она почувствовала, как снова у нее задрожали руки. Но сейчас это уже не имело никакого значения.

Она наложила марлевую повязку, закрепила края пластырем, потом накрыла живот Лизы полотенцем и набросила на нее одеяло. Затем она встала, чуть пригнувшись, потому что выпрямиться в полный рост было нельзя, и поняла, что ее зубы выбивают дробь. Поднялся с колен и Вилли и, положив руки на голые скользкие от пота плечи, сказал:

— Это нарушение закона… Ты ведь не имеешь права проводить хирургическое вмешательство.

Модеста рассмеялась, и теплая волна облегчения сняла озноб. Она спросила Пеннифезера:

— Как ты полагаешь, Джайлз, с ней будет все нормально?

— Ну, вряд ли она скажет тебе спасибо за такие швы, — отозвался он, хохотнул и добавил: — Они ненамного красивее моих.

— Шитье было у меня всегда слабым местом. Но она все-таки выкарабкается?

— Почему бы нет?

Он нахмурил лоб.

— Признаться, сейчас меня больше тревожит не ее слепая кишка, а Голоса. Что-то тут не так. Очень подозрительно.

— Голоса? — Модести стала мыть руки в кастрюльке, куда Вилли подлил еще воды. — Она смутно стала припоминать, что действительно слышала краем уха насчет каких-то голосов. — Объясни мне, Джайлз, о чем речь. Я что-то не врубилась тогда… Думала об операции.

— Боюсь, она страдает от галлюцинации. Слышит какие-то голоса. Как Жанна д'Арк. Только они не велят ей спасать Францию. Они приказывают совершать разные мерзости. Потому-то она и зарезала Брунеля. Так якобы распорядились голоса.

— Что тут плохого? — отозвался Вилли, заворачивая в кусок марли использованные тампоны.

— Не в Брунеле дело. Голоса эти, похоже, помыкали ею долгое время. Год за годом заставляли делать то, чего она по доброй воле не сделала бы.

— Теперь я припоминаю, — усмехнулся Вилли. — Когда она жила у меня, то иногда вдруг начинала к чему-то прислушиваться.

Джайлз кивнул.

— Слуховые галлюцинации — вещь не шуточная, — сказал он мрачно. — Кончится все дело тем, что она загремит в психушку. Ничего хорошего ей там не светит. Эти черти обращаются с людьми как не знаю с кем. Все эти электрошоки. Варвары проклятые!