Питер О`Доннел - Берлинский трюк

— Трижды. Стрелял мешком с песком того веса, который соответствует массе профессора. Отклонения в пределах тридцати дюймов. Если Таррант расстановит сеть там, где мы просили, Окуба угодит прямо в центр. Причем размер сети позволяет нам допустить погрешность в шестнадцать футов в ширину и в тридцать с лишним в длину!

Вилли Гарвин говорил со знанием дела. Цирк, в котором он когда-то работал, очень гордился номером Человек-Ядро, и в обязанности Вилли как раз входило готовить пушку к стрельбе и заряжать ее сжатым воздухом.

Через два дня после того, как они посетили фермера, Вилли снова предстал перед ним уже без юргенсеновского грима и, представившись администратором русского цирка, приобрел пушку. Фермер был слегка удивлен, но этот немногословный человек представлял как-никак СССР, а спорить с гражданином дружественной державы не полагалось. Вилли провел там целый день, разбирая механизм и шлифуя внутреннюю поверхность ствола. После чего проверил пушку в деле и заказал фургон.

Поскольку Окубе предстояло совершить полет в сонном состоянии, потребовался брезент, в который его нужно было завернуть, специальный жесткий воротник для шеи и шлем. Снаружи брезент был хорошо промаслен, чтобы ядро легко вылетало из ствола.

Модести ввела японцу пентотал и выпрямилась.

— Ладно, Вилли, давай заряжать, — сказала она.

Вилли взял брезент, шлем, но, когда он начал работать, его тело вдруг затряслось от приступа беззвучного смеха.

В пятнадцати милях от них, по ту сторону стены, Таррант стоял с Джо Абрахамсом в переулочке около Бруненштрассе. Абрахамс был высок, худощав и полон энергии. Поначалу он встретил в штыки вмешательство Далла, но когда Таррант растолковал ему что к чему, то пришел в восторг. Его огорчало лишь то, что в трех камерах, которые были установлены якобы для съемки, не было пленки.

Абрахамс позвонил в Бонн и добился, чтобы ему прислали оттуда необходимую сеть. Она была сорок ярдов в длину и пятнадцать в ширину. Пока она лежала сложенной на трех грузовиках, стоявших на небольшой площадке у стены.

Вокруг царила обычная для киносъемок суматоха. Устанавливались осветительные приборы, от которых к генераторам тянулись провода. Одни расположились на парусиновых складных стульях и попивали кофе, который готовили в фургоне-столовой, другие отдавали громкие распоряжения или чертили мелом на асфальте круги и черточки, чтобы актеры знали, где им находиться, когда начнется съемка эпизода. Абрахамс запустил пятерню в шевелюру и сказал:

— Ваши друзья с пушкой должны начать ровно в десять пятнадцать. Когда мы установим сеть, часовые на вышках ничего не увидят, потому что мы так поставим освещение, но минут через пять все равно появится местная полиция и заставит нас убрать сеть, потому как почует неладное.

— Мои артиллеристы отличаются надежностью, — сказал Таррант. — Поставьте сеть в десять двенадцать. Я уверен, что семь-восемь минут в нашем распоряжении. Как только рыбка попадет в невод, мы сразу же извлечем ее, и никто не успеет сообразить, что случилось. И пусть ваша группа не боится — восточники не станут стрелять через стену. У себя они делают, что им вздумается, но все, что за стеной, для них запретная зона.

Один край сети был прикреплен к пустовавшему зданию, фасадом выходившему на стену. По сигналу Абрахамса водители должны были одновременно двинуть вперед свои грузовики и затормозить у черты. Тогда сеть окажется натянутой ровно и туго.

Берлинский контролер посмотрел на часы в двадцатый раз и сказал:

— Еще восемь минут. По-моему, все равно это безумие.

— Главное, чтобы вы как следует проверили карту и цифры, — отозвался Таррант. — Здесь главное точность.

— Особенно для Окубы, — буркнул его собеседник. — Я проверил все три раза. Но только, ради Бога, не надо переправлять меня через стену таким вот образом — если вдруг возникнет такая необходимость.

— Творческие люди, — ухмыльнулся Абрахамс. — Мне они нравятся. Я с ними не знаком, но я их люблю.

Модеста свернула с Вайнбергштрассе, и фургон оказался в лабиринте улочек. Теперь она сидела за рулем машины, привозившей белье, которая была ею похищена со стоянки двадцать минут назад. На ней был большой свитер, скрывавший одежду, которая полагалась ей по роли секретарши Юргенсона. На голове у нее был платок. Вскоре в свете фар она увидела изгородь из колючей проволоки высотой в восемь футов, а за ней ту самую полосу смерти, по которой ходили только пограничники с собаками. Сзади показались фары мебельного фургона, который затем свернул.