Юрий Барышев - Мадам Гали -2. Операция «Посейдон»

— Ну, и для этого тоже, — рассмеялась Гали, — зато это все как-то жизнеутверждающе. Это как бы про нас с тобой.

— Но героиня гибнет, — возразил Игорь.

— Зато другая лезет, — рассмеялась Гали. — Да брось, это же кино, специфический вид искусства. Потом, это, как я знаю, экранизация. Может быть, какой-то японской новеллы в московском пейзаже. Я от этого зрелища страшно проголодалась. Куда двинемся? Давай поедем в «Прагу», я там не была вечность, заодно и поговорим.

Они заказали чешского пива «Праздрой», королевских креветок и салат из морской капусты.

— Игорь, через несколько дней я уезжаю домой, в Париж. Остается мало времени, поэтому поговорим сейчас, если не возражаешь.

— Конечно, какие дела.

— Я все уже продумала: во-первых, я оставляю тебе сейчас пять тысяч рублей для начала на приобретение икон. Заведи книгу учета, где записывай все расходы, связанные с этим делом. Должно быть три позиции — стоимость иконы, транспортные расходы и непредвиденные траты. Устрой тайник, лучше дома. В мастерской у тебя бывает слишком много народа. В тайнике храни деньги и бухгалтерию. Деньги не трать попусту, приеду — проверю. Если ты не справишься с соблазном, мы немедленно расстанемся. Я говорю серьезно.

— Второе — начни подыскивать двух-трех помощников, лучше художников, которые со временем освободят тебя от поездок по городам и весям. Но это на перспективу. Их еще надо будет проверить на вшивость. Обо мне им ни слова, они должны знать только тебя. Ты понял?

Связь будет односторонняя — только от меня. Звонить буду два-три раза в месяц, будем обмениваться новостями. Самое главное — за качество икон, их ценность отвечаешь ты. Не кидайся на дешевку, лучше купить одну-две стоящие, чем десять просто досок. На Западе стали хорошо разбираться в русском искусстве. Туфту дорого продать не удастся. Да и рисковать ни к чему. Бизнес в Европе будем делать честно… вначале. Надо еще приобрести имя и известность, на это уйдет не менее трех лет.

Игорь сидел молчаливо и ушам своим не верил. Два дня назад эта мадам трясла своими сиськами и вертела задницей перед дипломатом, и, казалось, это все, на что она способна. А сейчас перед ним сидел прожженный бизнесмен, который с металлом в голосе инструктировал своего менеджера.

— Что-то не так? Ты меня слышишь? — встрепенулась Гали.

— Да, да, продолжай.

— Где ты витаешь? Повтори, о чем я сейчас говорила.

— Ты говорила что-то про известность.

— Нет, ты прослушал, пожалуйста, будь внимателен, повторяю еще раз, от жены трудно будет скрыть масштаб наших операций, поэтому лучше скажи ей, что скупаешь иконы для комиссионного магазина в Москве. Сейчас некоторые магазины потихоньку с черного хода торгуют досками. Тебе все ясно?

— Да, я понял.

— Не обижайся на изменение тональности, но по-другому нельзя, привыкай.

— Тебя проводить? — предложил Игорь после того, как они вышли из ресторана.

— Нет, спасибо. Я заеду к маме, — Гали вынула из сумочки объемистый пакет. — Держи, можешь не пересчитывать. Расписку не беру — верю. Прощай.

Время уже перевалило за полдень, когда Кнут Скоглунд очнулся в своем номере. Голова трещала немилосердно, в сухом, как африканская пустыня, рту стоял отвратительный привкус. Кнут медленно, с усилием приоткрыл глаза, которые сразу же резанул ворвавшийся в комнату, в щель между плохо задернутыми портьерами, луч яркого солнечного света, в котором кружились и сверкали пылинки. Едва взглянув на божий мир, Скоглунд сразу же крепко закрыл веки и натянул простыню на голову: несмотря на жару, его колотил озноб. Похмелье было, но еще сильнее его мучило ощущение неудачи. Он не помнил, как оказался в номере, но беседу с Лукьянченко память восстановила в мельчайших подробностях, вплоть до ухода специалиста. В ушах до сих пор звучала каждая фраза, которую «рубил» въедливый русский. Он вспомнил его вопросы, вспомнил, как легко Лукьянчено удалось сломать его «оборону» и прижать его к стенке. «Лукьянченко удалось навязать мне свою игру… Я ушел с одними обещаниями, а он вытянул из меня еще несколько важных характеристик «Посейдона». Еще две-три такие встречи, и торговать будет нечем», — подумал Скоглунд. Хотелось пить. Еще сильнее хотелось похмелиться. Избавление от мучений находилось совсем рядом — в номере был холодильник, где его ждали вполне сносные напитки. Но чтобы подлечиться чешским пивом или хотя бы утолить жажду апельсиновым соком, нужно было до него добраться. Но пока что даже мысль о малейшем движении отдавалась под черепной коробкой болью. «В конце концов, они же не видели документацию! Что они могут сделать, исходя из одних только разговоров? Пусть даже самых профессиональных?» — утешился Кнут. Однако на фоне похмельной депрессии все мнилось в черном цвете, и даже самые разумные доводы в пользу положительного исхода событий казались надуманными. «Пора признаться самому себе, что игра проиграна», — констатировал Кнут.