Юрий Дольд-Михайлик - Гроза на Шпрее

Витторио проводит гребешком по светло-каштановым, негустым, но волнистым волосам, потом подходит к зеркалу, висящему в простенке, и еще раз осматривает себя. Покрой мягкий, теплый тон светло-серой материи, черные бархатные отвороты — все очень элегантно и главное к лицу. В этой одежде он похож на своего прапрадеда, который глядит на него с потемневшего от времени портрета. Тот же утонченный овал лица, спокойные полукруги бровей над ласковыми задумчивыми глазами, прямой нос. Чувственные, чуть крупноватые губы придают лицу особую оригинальность: борьба плоти и духа! Этим отличались все предки Витторио, так же, как и этот прапрадед: он прожил бурную жизнь развращенного вельможи, оставив, впрочем, потомкам фундаментальный исторический трактат о венецианской школе искусств ранней поры Возрождения. Должно быть, от этого прапрадеда Витторио и унаследовал склонность к литературе.

Для «разгона» граф всегда начинает свой рабочий день с переписки заготовленных накануне черновиков. Толстая тетрадь в сафьяновом переплете раскрыта. Буквы быстро нанизываются друг на друга, образуя ровные строки.

«Судьба Италии — это судьба Нарцисса, который, влюбившись в собственное изображение, тихо умер от неудовлетворенной любви. Итальянцы, очарованные величием своего прошлого, восхищенные непревзойденной красотой древней истории, как бы парализованы экстазом самосозерцания. Они отказались от действий — единственной движущей силы любого прогресса, и тем самым привели нацию на край бездны. Возвращаясь к событиям недавнего прошлого, отчаянной и действительно героической попытке пробудить дух народа для деятельной творческой жизни…»

Не закончив фразу, Витторио Рамони перечитывает написанное и самодовольно улыбается. Придет время, благодарные потомки отдадут должное своему летописцу. Ничего, что сейчас приходится тайком писать эти мемуары, работать урывками, в редкие минуты, свободные от повседневных забот.

А заботы окружают со всех сторон и по мере того, как жизнь страны нормализуется, становятся все сложнее.

Для постороннего глаза Витторио Рамони просто беспечный бонвиван, завсегдатай светских салонов Рима. Их двери, наглухо закрытые для мелкого адвокатишки, которым еще недавно был Витторио, теперь широко распахнулись для единственного наследника графа Рамони.

Благоприятствовала этому трагическая гибель старого графа и его любимицы Марии-Луизы. Еще совсем недавно скандальное поведение молодой вдовы служило темой злорадных перешептываний. Теперь же ее сделали чуть ли не великомученицей. Еще бы! Так нелепо погибнуть под грудой развалин в расцвете молодости и красоты. Конечно, это дело рук гарибальдийцев, хотя они и очень старались выгородить себя, распространяя слухи, будто замок взлетел на воздух по приказу какого-то эсэсовского генерала.

Великолепно осведомленный о том, как все произошло, Витторио помалкивал. Так выгоднее для дела, а следовательно, это и есть истина. Кстати сказать, новейшее философское течение трактует понятие истины именно с точки зрения выгоды. Ради одного этого стоит почитать труды апостолов прагматизма. Не помешает, если практика будет опираться на теорию. Это всегда импонирует.

Сделав соответствующую пометку в календаре, граф снова склонился над тетрадью. Но все написанное дальше не составляло единого целого. Придется переделывать…

Поработав еще с четверть часа и поняв, что работа сегодня не клеится, Витторио нажал кнопку звонка.

Чуть слышно постучав в дверь, горничная остановилась у порога в позе почтительного ожидания.

— Синьор прикажет подать кофе?

— Да, Лидия. — Витторио внимательным взглядом окинул фигуру молодой женщины и с удовольствием подумал, что не ошибся, взяв на службу бывшую служанку Марии-Луизы. Сестра отлично ее вышколила, горничная совершенно лишена налета назойливой фамильярности, с которой держится большинство слуг-итальянцев.

Чашка крепкого кофе и две хорошо поджаренных тартинки — вот и все, что можно позволить себе на завтрак, если хочешь сохранить спортивную форму и ясную голову.

Сегодня утром это особенно важно. Придется откровенно побеседовать с руководителями «Итальянского социального движения» о падении дисциплины среди членов организации.

Пригубив принесенный горничной кофе, Витторио поближе придвинул телефон и набрал нужный номер.

— Батисто Флоренти? Да, я… Нет, нет, приезжайте немедленно, дело срочное… Нет, на моей машине, вы ее знаете… Будет ждать у кафе.