Пьер Сувестр - Фантомас – секретный агент

На всякий случай Жюв заметил:

— Чертеж… это хорошо, но недостаточно!

Бобинетта пожала плечами и почти громко, вопреки благоразумию, вскричала (впрочем, ее голос заглушался оркестром):

— Я же говорю вам, что у меня в руках дистанционный ключ, артиллерийское орудие, предназначенное для агента из Дьеппа. Вы очевидно забыли детали, касающиеся этого предмета? Изготовление его так сложно, что без чертежа его конструкции объект не имеет никакой ценности. Объект уже у нас, он в моих руках. А завтра, благодаря Винсону, мы получим и чертеж. Если вы после этого не уплатите мне свой долг, то можете быть уверены, что я больше не буду вам служить!

Теперь Жюв все понял; он гарантировал Бобинетте получение всей суммы, хотя и не знал, какой именно. Расплата предстояла совсем не в той монете, на которую рассчитывала молодая женщина.

Сейчас у Жюва было одно желание: во что бы то ни стало увидеть знаменитый «объект».

Когда Бобинетта наконец поняла, чего он хочет, она вытаращила на него глаза.

— Да вы что, Вагалам? Я же не гуляю с этой вещью в руках!

— Наоборот, я думаю, что ты надежно хранишь ее.

— Разумеется.

— Но я настаиваю на своем намерении…

Почти в ужасе молодая женщина воскликнула:

— Вы хотите прийти ко мне?

— Именно…

— Но как же? Вспомните, Вагалам, что завтра рано утром я освобожусь от этой вещи…

— До тех пор у меня есть время ее увидеть. Мне необходимо ее изучить, подержать в руках. У меня на это есть свои причины.

В действительности Жюв решил забрать у Бобинетты этот драгоценный предмет, а потом арестовать виновную.

Бобинетта пыталась отговорить его.

— Вы же знаете, что я живу в доме барона де Наарбовека, и что малейший шум может вызвать тревогу… Нас захватят врасплох!

Полицейский отрицательно покачал головой.

— Нам нечего бояться, через час я намерен быть у тебя.

— Но как же вы войдете? — спросила Бобинетта, постепенно отступавшая под нажимом своего господина.

Лже-Вагалам объяснил:

— Ты войдешь одна, открыто. Но как только ты поднимешься в свою комнату, расположение которой я знаю, ты откроешь окно, чтобы я мог проникнуть в нее снаружи.

План был смел, но осуществим. Вдоль дома действительно шла толстая водосточная труба, которую поддерживали основательные металлические скобы, выпуклые и закрепленные на выступающих карнизах. Для умелого человека это устройство было настоящей лестницей, но Вагалама могли увидеть снаружи, особенно с площади Инвалидов!

Лже-Вагалам и Бобинетта ушли из кино и взяли такси, решив сойти у Александровского моста. Они тщательно обсуждали способы проникнуть в особняк барона де Наарбовека. У въезда на мост машина остановилась. Вагалам расплачивался с шофером, а Бобинетта в это время, как было условлено, быстро удалилась по направлению к дому де Наарбовека.

Идя к себе, Бобинетта не могла отделаться от странного чувства. Конечно, она привыкла к смелым предприятиям феноменального Вагалама, но на этот раз ей казалось, что у ее шефа слишком много дерзости, что он позволяет себе лишнее, и, сомневаясь в нем, молодая девушка дрожала. Кроме того, Бобинетта начала испытывать какое-то едва уловимое беспокойство, ей вдруг показалось, что ее ведут к пропасти…

Барон де Наарбовек и его дочь Вильгельмина, удобно расположившись в библиотеке перед огнем, пылавшим в камине, дружески беседовали. Из-за многочисленных светских обязанностей у отца и дочери редко бывали случаи такого нежного уединения.

В этот вечер молодая девушка радостно, с блестящими глазами рассказывала барону де Наарбовеку тысячи пустяков из своей повседневной жизни. Но потом они коснулись более деликатного и более серьезного предмета: было произнесено слово «брак», и Вильгельмина покраснела, опустив глаза.

— Мое дорогое дитя, — объявил барон, — у Анри де Луберсака большое будущее, он очень мил, у него значительное состояние и известное имя; эта партия тебе вполне подходит.

Но девушка внезапно опечалилась.

— Увы! — прошептала она, как бы вглядываясь в далекую мечту. — Увы! Милый отец, я ничего не скрываю от вас и охотно признаюсь, что всем сердцем люблю Анри… и он тоже… Но я не знаю, что он подумает, как только придется сообщить ему тайну моего происхождения.

Барон де Наарбовек пожал плечами:

— Милое мое дитя, в этой тайне, которую ты считаешь чудовищной, нет ничего позорного для тебя. Если до сих пор я считал нужным представлять тебя знакомым как мою…