Росс Томас - Обмен времен «Холодной войны»

Вдавил кнопку звонка домофона, прокричал в микрофон свое имя и толкнул дверь после того, как щелкнул замок, который она открыла соответствующей кнопкой в прихожей. Она ждала меня у двери, когда я вышел из лифта, который в этот день, на мое счастье, работал.

— Добрый день, фрейлейн доктор, — прошептал я, галантно склоняясь над ее рукой. Мой поклон и поцелуй отличались особой элегантностью, ибо учила меня светским манерам одна пожилая венгерская графиня, любившая заходить в наш салун в дождливые дни. Я не возражал, потому что она исправно платила по счету.

Фредль улыбнулась.

— Каким ветром тебя занесло сюда, Мак? Да еще трезвого.

— От этого есть лекарство! — Я протянул ей бутылку «Чивас Регал» [8].

— Ты как раз успел на раннее представление. Я собираюсь вымыть голову. А потом лечь в кровать.

— То есть на сегодня у тебя вечер занят?

— Этот вечер я рассчитывала провести в одиночестве. Обычное дело в этом городе для девушки, разменявшей четвертый десяток.

Действительно, в тот год женское население Бонна числом значительно превосходило мужское. И многие дамы, как и Фредль, сидели у телефона в надежде, что он зазвонит и вытащит их из квартиры в более многочисленную и шумную компанию. Следует сразу отметить, что Фредль отличала не только красота, но и ум. Она действительно защитила докторскую диссертацию и вела раздел политики в одной из влиятельных газет Франкфурта, а до того год провела в Вашингтоне, работая в пресс-центре Белого дома.

— Налей нам по бокалу. Виски помогает забыть о возрасте. Ты почувствуешь себя шестнадцатилетней.

— Шестнадцать мне было в сорок девятом, и в подростковой банде я промышляла сигаретами на черном рынке, чтобы платить за учебу.

— По крайней мере, в те дни ты не могла пожаловаться на одиночество.

С бутылкой в руках она удалилась на кухню. Квартира состояла из большой комнаты с балкончиком, выполнявшим роль солярия. Одну стену от пола до потолка занимали полки с книгами. Перед ними возвышался огромный антикварный письменный стол. Я мог бы жениться на Фредль только ради него. Пол устилал светло-бежевый ковер. Обстановку дополняли две кровати, хорошие шведские стулья и обеденный стол. Вдоль балкона тянулась стена из стекла, а две другие, по бокам, украшали весьма недурные репродукции и картины. Чувствовалось, что в этой квартире не просто ночуют, но живут.

Фредль поставила бокалы на низкий эбонитовый столик для коктейлей, который, казалось, плыл в воздухе, потому что ножек не было видно. Она села рядом со мной на диван и поцеловала в висок.

— Седины все прибавляется, Мак. Ты стареешь.

— И скоро у меня не останется ничего, кроме воспоминаний. Через несколько лет мы, старая гвардия, будем собираться в каком-нибудь баре, чихать, кашлять и рассказывать друг другу о тех женщинах, с которыми когда-то спали. И я, с навернувшимися на глаза слезами, буду шептать: «Бонн, о милый, милый Бонн».

— Кого ты знаешь в Штатах, Мак?

Я задумался.

— Пожалуй, что никого. Во всяком случае, ни с кем не хочу увидеться вновь. Двоих-троих репортеров, сотрудников посольства, но с ними я познакомился в Германии. У меня была тетушка, которую я очень любил, но она давно умерла. От нее мне достались деньги, на которые я смог открыть салун. Вернее, часть денег.

— А где сейчас твой дом?

Я пожал плечами.

— Я родился в Сан-Франциско, но не могу сказать, что это мой родной город. Мне нравятся Нью-Йорк и Чикаго. Нравится Денвер. И Вашингтон, а также Лондон и Париж. Падильо полагает, что нет города лучше Лос-Анджелеса. Будь его воля, он продолжил бы автомагистраль через центр Бонна и обсадил бы ее пальмами.

— Как Майк?

— Отлично. Уехал по делам.

— А что новенького в Берлине? Ты же знал, что у меня два свободных дня.

— Съездил я неудачно, выпил слишком много мартини, а к возвращению мне припасли убийство.

Фредль сидела, положив головку мне на плечо. Ее светлые волосы щекотали мое ухо. Пахло от них чистотой, женственностью, свежестью. Я никак не мог взять в толк, почему их снова нужно мыть. От моей последней фразы она дернулась, убрала голову. Я чуть не расплескал виски на ковер.

— Ты опять шутишь.

— На этот раз нет. Двое мужчин зашли в салун и застрелили третьего. Он умер.

Я достал сигарету, закурил. А Фредль в мгновение ока обратилась в репортера, она засыпала меня вопросами, так же ничего не записывая, и я уже не мог решить, кто лучше разбирается в убийствах, фрейлейн доктор Арндт или лейтенант Венцель.