Константин Фарниев - Паутина

Руки Семена непроизвольно легли на автомат, палец сам нашел крючок. Дать бы сейчас очередь по этому самозваному командиру, но куда без него денешься в лесу, который совсем не знаешь. Черт с ним! Посмотрим, что будет дальше.

Василий стоял сбоку от тропы. Похоже было, что он догадался о мимолетном желании Семена пустить в ход автомат, иначе чего бы он держал свое оружие наготове.

— Не дури! — с угрозой в голосе прошептал Василий. — Павел правильно тебе сказал. Особисты это такой народ…

— Знаю сам, — грубо оборвал его Семен. — Одного мы с тобой поля ягоды теперь. Пошли!

За время своего знакомства Долгов и Маринин успели немало рассказать о себе друг другу, и эта откровенность помогла им сговориться и осуществить задуманное дезертирство. Теперь они свободны от войны, от страха перед возможной смертью на поле боя.

Спеша догнать Павла, которого они снова упустили из виду, Василий вдруг споткнулся и кубарем покатился вниз: не заметил крутого склона лесной балки.

— Учись, генацвале, ходить по лесу, — незлобиво посоветовал Павел, помогая Василию подняться на ноги. — И меньше болтай в дороге.

Постепенно начало сереть, наливаться тусклой промозглостью наступающего осеннего утра. Между кронами деревьев виднелась бледнота неуютного холодного неба. Изредка где-то наверху раздавалось карканье ворон. Потревоженные шагами человека неприятно шелестели листья, то и дело слабо потрескивали сухие сучья и ветви. Осенние лесные запахи, настоенные на многодневной сырости, казались особенно острыми и горькими.

Семен остановился на секунду, шумно втянул носом воздух. При этом по-бабьи широкое и пухлое лицо его с маленьким злым ртом и непропорционально ему крупным носом с шишкообразным кончиком выразило наслаждение.

— Так же пахнет, как и в наших российских лесах, — проговорил больше для себя чем для других Семен.

Павел между тем прикидывал про себя, не ошибся ли он, взяв этих с собой. Нет, одно дело, когда он придет к гитлеровцам, а они скоро прорвутся сюда, сам, другое — еще с двумя дезертирами. Да и втроем как-то увереннее себя чувствуешь. По крайней мере, пока они нужны, а потом жизнь покажет.

Сержант усмехнулся: единомышленники. Изрядно попетлявшая уже тропа дезертирства не оставляла им другого выбора, как только идти по ней до конца. А он? Он просто сбрасывал с себя чужую шкуру, обретая истинное обличье.

Сержант прислонился спиной к дереву, прикрыл глаза. Он тоже изрядно устал, но у него хватало сил, чтобы идти, не сбавляя темпа.

Семен и Василий плелись, держась друг за друга. Казалось, разверзнись перед ними сейчас земля, и они не смогут отпрянуть от пропасти, и если и шли, то скорее подчиняясь инерции, чем воле. Подойдя к Павлу, оба надломились в коленях, упали на землю и с минуту лежали совершенно неподвижно, запаленно дыша.

— Думал, сердце выскочит, — нарушил молчание Семен.

Он посмотрел на Павла снизу вверх, и было в этом взгляде что-то собачье и в то же время шакалье: готовность мгновенно переменить собачью преданность на шакалью подлость.

Павел не обратил никакого внимания на реплику Семена. Он, наверное, не видел и не слышал его, думая о своем.

Василий сел на землю, вытер лицо рукавом шинели, потом снял шапку и какое-то время пристально смотрел на звездочку, глубоко втиснутую спереди в шапку.

— Оставь пока, — негромко бросил Павел. — Успеешь снять.

— Да я…, — смутился Василий. — А зачем она мне? — вдруг задиристо крикнул он и вскочил на ноги. — Плевать я теперь хотел на них и на тех, кто их носит!

— Но-но, — угрожающе заметил Семен. — Тише на поворотах.

Василий оторопело застыл с высоко поднятой шапкой в руке, а потом засмеялся мелким, захлебывающимся смешком. Смеясь, он снова сел на землю, теперь уже лицом к Семену.

— Дурной ты, разве я о нас? Они, почитай, были силком к нам приклеенные, а сейчас уже отскочили, как сухая болячка.

— Верно, генацвале, — белозубо улыбнулся Павел. — Ты хорошо сказал насчет сухой болячки. А звезду все же оставь пока — пригодится.

Семен вынул из кармана шинели газетный сверток. Сержант досадливо поморщился, но промолчал! Там оказались полбуханки солдатского хлеба, кусок вареного мяса и головка чеснока.

— Не могу уже, — виновато прокомментировал свои действия Семен. — Со вчерашнего ужина росинки маковой во рту не было, кишки аж звенят от голода.

— Давай, только быстрее, — неохотно выдавил из себя Павел. Ему тоже очень хотелось есть, но он ни за что не показал бы этого.