— Я не вел никаких дел ни со Станиславом, ни с Фабианом, Гектор. Ни с мистером дель Оро, или как там он себя называет. Мне он информацию не поставлял. Те пятьдесят штук я сам, как и ты, отправлял ему по приказу.
— По чьему же?
— Моего предшественника. И можно не устраивать мне допросов? Это ты передо мной отчитываешься, не забывай. Моим предшественником, Гектор, был — и останется вплоть до моей отставки, если уж на то пошло — Обри Лонгриг. И не говори, что ты забыл Обри Лонгрига, иначе я решу, что доктор Альцгеймер нанес тебе несвоевременный визит. Обри был умен как сто чертей, хоть и покинул нас несколько раньше срока. Правда, время от времени он переступал черту, в точности как ты.
Лучшей защитой Мэтлок считает нападение, вспоминается Люку.
— И поверь мне, Гектор, — распаляется он, — если моему предшественнику Обри Лонгригу требовалось заплатить пятьдесят штук своему человеку и если он, выполняя условия некоего частного соглашения, попросил меня сделать это от своего имени, поскольку сам в тот момент собирался покинуть контору ради служения высшим целям — а именно так все и было, — не хватало мне только заявить: «Погоди-ка, Обри, пока я получу специальное разрешение и проверю твою историю». Как думаешь? С Обри такие номера не проходили! Учитывая его шуры-муры с шефом за закрытыми дверями — какой псих стал бы ему перечить?
В голосе Гектора наконец звучит знакомая сталь:
— Что ж, почему бы нам не посмотреть на нынешнего Обри? Вот он — парламентский замминистра, депутат от одного из самых захудалых избирательных округов, рьяный защитник женских прав, бесценный консультант министра обороны по вопросам поставок оружия, а также… — он щелкает пальцами и хмурится, как будто и в самом деле забыл, — что он еще такое, Люк?
Мигом уловив намек, Люк жизнерадостно чирикает:
— Официальный председатель нового парламентского подкомитета по вопросам банковской этики.
— И вряд ли он полностью порвал все связи с нашим учреждением, я полагаю, — полувопросительно произносит Гектор.
— Вряд ли, — соглашается Люк, хоть и не понимает, отчего это Гектор обращается к нему как к компетентному лицу.
Ничего удивительного, что даже удалившиеся от дел шпионы не любят, когда их фотографируют, размышлял Люк. Возможно, нас терзает тайный страх, что Великая стена, заслоняющая нашу истинную сущность, рухнет, как только на нее наведут объектив.
Несомненно, парламентарий Обри Лонгриг производил именно такое впечатление. Даже не зная о том, что его снимают — впотьмах, скверной видеокамерой, с пятидесяти метров, — Лонгриг словно нарочно выискивал себе затененные уголки на ярко освещенной палубе «Княгини Татьяны».
Впрочем, беднягу трудно назвать фотогеничным, решил Люк, в очередной раз возблагодарив судьбу за то, что их пути никогда не пересекались. Обри Лонгриг был лыс, носат и некрасив, как и приличествует человеку, знаменитому своей нетерпимостью к менее выдающимся умам. Под солнцем Адриатики уродливое лицо Обри неподобающе порозовело, а дорогие очки без ободка лишь усугубляли типичный облик немолодого банковского служащего — но Люк слышал о неутолимых амбициях Лонгрига, о безжалостном интеллекте, превратившем пятый этаж в кипящий котел новаторских идей и острых конфликтов. Как ни странно, его, по слухам, привлекали женщины определенного типа, такие, которым, по всей видимости, нравится чувствовать себя умственно неполноценными. Живой пример тому стоял сейчас рядом с Обри — леди Дженис (Джей) Лонгриг, светская дама и филантропка. Ивонн составила список благотворительных обществ, которые имели причины быть признательными леди Лонгриг.
На ней стильное вечернее платье с открытыми плечами. Ухоженные угольно-черные волосы украшены сверкающей заколкой. Любезная улыбка и величественная — корпусом вперед — мелкая походка, свойственная исключительно англичанкам высокого происхождения. По мнению придирчивого Люка, леди Лонгриг выглядит непроходимой дурой. Рядом с нею — две дочки лет десяти-двенадцати в праздничных платьицах.
— Это его новая супруга, если не ошибаюсь, — умильно воркует неустрашимый лейборист Мэтлок (ни с того ни с сего пришедший в радужное настроение), когда по мановению руки Гектора экран меркнет и включается верхний свет. — Женился на ней, чтобы поживее пробиться в большую политику, не замарав при этом рук. Ай да лейборист наш Обри, просто загляденье!
Почему вдруг Мэтлок так оживился — причем неподдельно? Меньше всего Люк ожидал искреннего смеха, каковой даже в лучшие времена редко услышишь от Билли-Боя. Но сейчас его массивный торс, обтянутый твидом, трясся от беззвучного хохота. Может быть, потому что Лонгриг и Мэтлок в течение многих лет были на ножах? Потому что попасть в фавор к одному значило навлечь на себя немилость другого? Потому что Лонгриг был известен как мозг шефа, а Мэтлоку отводили менее лестную роль его мускулов? Потому что после ухода Лонгрига офисные острословы сравнивали их вражду с десятилетней корридой, в финале которой бык проткнул шпагой матадора?
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу