Джон Ле Карре - Такой же предатель, как мы

— Растрепанный, — вспоминал Перри, медленно расплываясь в улыбке. — Подвижный. Лучше сказать — нервный. Не мог посидеть или постоять спокойно пять секунд. И не просто худой, а настоящий скелет. Мы сообразили, что это пополнение. Судя по всему, в доме Димы непрерывно совершался оборот кузенов из Перми.

— Перри взглянул на детей — да, милый? — снова встряла Гейл. — Ты посмотрел на них — и подумал: господи, что нам делать с этой оравой? А потом тебе в голову пришла потрясающая идея — крикет. То есть ничего удивительного, если знать Перри. Дайте ему старый мячик и палку — и он потерян для всего человечества. Правда?

— Мы взялись за дело всерьез, как полагается, — согласился Перри, неубедительно хмурясь и все еще улыбаясь. — Сделали калитку из веток и палок, попросили у сотрудников пляжа биты и мячи, уговорили нескольких растафари и престарелых англичан постоять в дальней части поля — таким образом у нас оказалось по шесть человек в команде, Россия против всего мира. Я послал мальчиков за Наташей — не хочет ли она защищать калитку? — но они вернулись и сказали, что она занята, читает «какого-то там Тургенева» — они делали вид, будто никогда о нем не слышали. Потом мы озвучили священные правила крикета… — улыбка Перри сделалась еще шире, — ребятам, не питающим особого почтения к правилам. Я, разумеется, не имею в виду растафари и англичан. Они — прирожденные игроки. Но юные сыновья Димы были воспитанниками интерната. Они немного умели играть в бейсбол, но страшно злились, когда им говорили, что мяч нужно бросать аккуратно, а не швырять со всей дури. Девочками тоже нужно было руководить, но, поскольку подающими у нас стояли старики, мы решили, что Катя и Ира будут бегать вместо них, а если им станет скучно, Гейл отведет их поплавать. Так?

— Мы считали, что малышкам нужно побольше двигаться, — добавила Гейл, честно пытаясь разделить энтузиазм Перри. — Чтобы не было времени задумываться. Мальчики в любом случае намеревались развлечься. А что касается девочек… то хотя бы добиться от них улыбки… господи… — Она не договорила.

Увидев, что Гейл в затруднении, Перри поспешил шагнуть на сцену.

— Очень трудно сделать приличную крикетную площадку на мягком песке, — объяснил он Люку. — У подающих вязнут ноги, отбивающие падают — вообразите себе.

— Да уж, — искренне согласился Люк, охотно копируя тон собеседника.

— Но не то чтобы все это было так уж важно. Мы хорошо повеселились, а победители получили мороженое. То есть оно досталось всем, потому что мы свели игру вничью.

— Мороженое за счет очередного дядюшки-надзирателя? — спросил Люк.

— Нет, я положил этому конец. За угощение платили мы сами.

Гейл пришла в себя, и Люк заговорил серьезнее:

— Итак, ближе к концу столь увлекательного матча вам удалось заглянуть внутрь пресловутого микроавтобуса? Я правильно вас понял?

— Мы как раз собирались закругляться, — кивнул Перри. — И внезапно боковая дверца микроавтобуса открылась. Может быть, пассажиры решили подышать свежим воздухом. Или рассмотреть нас получше. Точь-в-точь королевский визит инкогнито.

— И долго ли дверца оставалась открытой?

Перри начеку, не злоупотребляет своей хваленой памятью. Идеальный свидетель, он никогда не доверяет себе, не отвечает слишком быстро, строго придерживается темы. Еще один Перри, которого любит Гейл.

— Не знаю, Люк. Не могу сказать в точности. Мы не можем… — Быстрый взгляд на Гейл, которая покачала головой: мол, все верно. — Я посмотрел туда, Гейл это заметила — ты же заметила? — и тоже посмотрела. И мы оба их увидели. В машине сидели Дима и Тамара, бок о бок, прямые, точно кол проглотили, светлый и темная, толстый и тощая, — они глядели на нас с заднего сиденья. Потом дверца захлопнулась.

— Они не улыбались, — негромко подсказал Люк, делая пометку.

— В них было нечто, как я уже говорил, царственное. Да. В них обоих. Королевская чета. Если бы один из них вдруг потянул за шелковый шнурок, давая кучеру знак трогаться, я бы ничуть не удивился. — Перри сделал паузу, явно воображая эту картину, потом утвердительно кивнул. — На островах большие люди кажутся еще больше. А Дима и его семья были… и остаются… большими людьми.

Ивонн показывает им еще одну фотографию, на сей раз черно-белый полицейский снимок — анфас и профиль, сначала два глаза, потом один. Разбитые, вспухшие губы человека, который только что сделал добровольное заявление. Увидев фото, Гейл неодобрительно морщит нос. Она смотрит на Перри, и они приходят к общему заключению: мы его не знаем.