Игорь Бунич - Беспредел

— А что с Койотом? — спросил Беркесов. — Климов мне сказал, чтобы я больше этим вопросом не занимался. Он полностью отдан вам.

Я молчал, соображая, что бы ему ответить.

— Если не хотите, то не отвечайте, — сказал Беркесов. — Меня это интересует только с одной точки зрения: он был в городе или нет?

— Я убил его, — медленно произнес я, глядя в сверкающие глаза Железного Феликса на портрете, то есть поверх головы Беркесова.

С одной стороны, это была чистейшая правда — перед отъездом домой я получил приказ убить Койота и выполнил его, с другой стороны, это была чудовищная ложь. Если я и убил его, то своей трусостью и мелочностью, которая выразилась в желании еще несколько раз переспать с Пат перед физической смертью, которая неизбежна.

Страх, смешанный с радостью и недоверием, метнулся в глазах Беркесова.

— Я много слышал о вас, Макинтайр, — сказал он. — И много с вами общался. На прощание вам скажу: я иногда совершенно не согласен с вашими рассуждениями, но по результатам вы — разведчик высочайшего класса.

”Что за чушь он несет, — подумал я. — Мне еще не хватало выслушивать комплименты от местных полицейских, как на Гаити. Но те хоть надеялись, что я дам им за это десять долларов".

— Я говорю серьезно, — как бы угадав мои мысли, покраснел Беркесов. — Я не знаю, каким оружием вы пользовались, но в квартире Руановой рухнула бетонная стенка между кухней и комнатой.

— Да, — сознался я, — я постоянно ношу в кармане шестнадцатидюймовое орудие.

Он недоверчиво взглянул на меня, и я понял его восхищение: он искренне верил, что стенку обрушил я, сражаясь с Койотом, как линкор с береговыми батареями. Он не поверил бы, что я узнал об этой стенке от него, и ему более всего на свете хотелось узнать, что за новое орудие придумали в Ленгли для своих агентов? Я решил его не разочаровывать. Хотя всех человеческих знаний на сегодняшний день не хватило бы, чтобы что-то понять, я скромно ответил Беркесову:

— Я пока не имею права ничего сказать. Как-нибудь позднее вы все узнаете.

— А потом вы поехали на кладбище, — продолжал Беркесов. — чтобы…

— Чтобы возблагодарить Господа за дарованную мне победу, — засмеялся я. — И с вашей стороны было очень любезно прислать за мной машину.

"Победу, — подумал я. — Я никогда еще не терпел такого поражения, как сегодня".

Но Беркесов думал о другом.

— Еремеев, — проговорил он, глядя куда-то в сторону, как бы и не обращаясь ко мне. — Еремеев Михаил Еремеевич, родился в 1936 году, русский, беспартийный, образование высшее. Погиб в августе 1965 года на Памире, попав под снежную лавину. Тело не обнаружено. Его Жена — Еремеева Жанна Николаевна — узнав о гибели мужа, покончила с собой, бросившись на глазах у друзей в воду Малой Невки. Тело не обнаружено, фотографии в карточках учета кадров по месту их работы обнаружить не удалось за давностью времени Опрос немногих, лично знавших их людей, фактически ничего не дал. В архиве общества альпинистов, который, можно сказать, и не существует, сообщили, что вместе с Еремеевым тогда погибло более тридцати человек. Дом, в котором жила эта супружеская пара, снесен в середине 70-х годов при новой застройке Наличной улицы и набережной реки Смоленки.

Я понял, почему Беркесов смотрел в стол. Он читал приготовленную ему оперативную сводку о супругах Еремеевых.

— И давно вам все это известно? — поинтересовался я.

— С момента вашего первого визита на могилу, — поднял глаза Беркесов. — Вы снова будете смеяться, но мы полагали, что у вас там "почтовый ящик".

— Я не буду смеяться, — ответил я. — Вам нужно было сразу эксгумировать могилу. (Почтовый ящик у нас тогда находился в приемной Андропова).

— Мы это сделали, — покраснел Беркесов. — Там захоронен труп младенца месяцев пяти от роду, если верить экспертам.

Беркесов замолчал. Я молчал тоже.

— Что вы на это скажете? — прервал молчание генерал. — Вы же работали с ним.

— Вы больше работали с ним, — отпарировал я. — Что я могу вам сказать? Я, может быть, больше знаю фактов, чем вы. Но понимаю я ровно столько же. Вы не думайте, что я уж такой сильно умный. Я вышел на эту историю совершенно случайно, когда работал в Ленинградском консульстве вице-консулом по культуре. Во время одного из печальной памяти так называемых "несанкционированных контактов" с представителями совместно созданного вами и нами культурного "андеграунда" я увидел на стене фотографию Еремеева. Оказывается, он был когда-то очень известен в кругу местных преферансистов. Мне рассказали в общих чертах историю его гибели и показали могилу. Я немедленно доложил об этом по линии нашей службы. Это далеко не первый подобный случай, который мы фиксируем, но объяснить, разумеется, не можем ничего. А вы доложили об этом?