— Смешно, — покладисто сказал я. Ах, если бы узел был столь же покладист! Но веревка есть предмет неодушевленный, ее не уговоришь.
— Но я тогда не стал смеяться над ним, — признался мне Юлий. — Нарушение субординации, он — майор, я — капитан. И что вся философия его дурацкая, я ему тоже не стал говорить. Зато сказал ему, как положено, про честь мундира. «А вдруг, — говорю, — они мокрушника найдут и нас же дураками выставят? Дескать, МУР увильнул, а Лубянка — молодец…» Окуню нашему это, конечно, не понравилось. Тут я и подбрасываю ему мысль про напарника. Майор — к генералу, тот — к министру. А кто напарник? Инициатива наказуема, капитан Маковкин. Я соглашаюсь. Правильный ход?
— Правильный, — ответил я. — Правда, я пока в толк не возьму, отчего убийство Фролова вас так уж заинтересовало… — Говорить и одновременно выпутываться было довольно сложно. Насколько я помню, лишь один исторический деятель мог делать несколько дел одновременно. Он самый, тезка капитана Маковкина. Гай Юлий Циммерман.
— То-то и оно, — важно произнес напарничек. — Я как фамилию Курчатова услышал, сразу сделал стойку. «Ку-ку», думаю. Стало быть, кокнули того самого Фролова, про которого в «Листке» на днях писали. И тут наш Окунь, олух, как раз и рассказал мне про ваши подозрения. Я тогда впервые подумал про вас: «Какой умный чекист!» Честное слово, подумал, не сойти мне с этого места!..
Очень хорошо, подумал я, вот и не сходи. Стой у своей стены, оттуда не видно, привязана моя рука или уже свободна. Моя, кстати, была все еще привязана. Но уже намечались подвижки, как сказал бы наш последний генсек.
— Все так совпало, что уже не могло быть случайностью, — Юлий бережно погладил серую панель за своей спиной. Словно бы проверял, что аварийный генератор по-прежнему у него сзади, а не пустился в бега, воспользовавшись недосмотром. — Сперва газета с такими намеками и потом, как по заказу, убийство. И кто-то что-то ищет… И я еще не знаю кто, но уже догадался что! Вам, наверное, показалось сначала, будто я придурок какой, коротышка недоделанный? Капитан Маковкин от горшка два вершка, точно?
Я промолчал. Ведь именно так я и подумал, черт возьми!
Напарничек Юлий самодовольно выпятил грудь:
— Многие ошибаются, Максим Анатольевич. Не вы первый, не вы последний. Тем более с Алма-Атой вы отлично придумали, просто класс! Выходит, мы в расчете…
— Выходит, — кисло пробормотал я. Кисло — потому что с проклятым узлом все еще не выходило. То ли я слишком сильно дернул, то ли слишком слабо, но только веревка никак не торопилась мою руку отпускать. Очень рука моя веревке понравилась.
— А ведь я не придурок, — доверительно сообщил мне Юлий. — В голове кое-что имеется. Вам, конечно, интересно узнать, как я про бомбу догадался? — Слово «бомба» напарничек проговорил нежно. И рот у него был до ушей от переполнявших чувств.
— Интересно, — согласился я. Это и впрямь было мне крайне интересно. Я даже на время прекратил трепыхаться, чтобы послушать.
Юлий опять погладил стенку за спиной. Погладил, проверил, обнаружил ее на прежнем месте и весело сказал:
— Я на Петровке с восьмидесятого года!
И замолчал, проверяя, как на меня подействует эта ценная информация. Подействовала, вообще говоря, слабовато.
— Ну и что? — с недоумением поинтересовался я.
Юлий хитро подмигнул: мол, потерпите, не все сразу. И продолжил:
— Леонид Ильич Брежнев скончался в восемьдесят втором.
Снова — испытующее молчание и подмигивание.
— Интересная новость, — без энтузиазма отозвался я. — А восемьдесят два минус восемьдесят будет два. Правильно я вычел?
Мое арифметическое действие неожиданно привело Юлия в неописуемый восторг.
— Пра-виль-но! — воскликнул он. — Именно два!
Мне уже дали сержанта. И когда началась эта ноябрьская заварушка, меня включили в поисковую группу. Я потом даже благодарность получил от Моссовета и ценный подарок. Чернильный прибор!
— Какая еще заварушка? — не понял я. — Вы это о чем, Юлий?
— Да вот такая заварушка! — очень довольно передразнил меня напарничек. — Вы когда на Лубянку пришли работать? Году, наверное, в восемьдесят восьмом?
— В восемьдесят шестом, — призадумавшись, ответил я. — В марте… А это имеет отношение к делу?
— Месяц не имеет, а год — имеет, — заявил Юлий. — Стало быть, в розыске и поимке того психопата вы участия не принимали…
— Что за психопат? — заинтересовался я. Было забавно слышать это слово из уст Юлия. После его вдохновенного рассказа о взрыве памятника Первопечатнику я уже не сомневался, с кем имею дело. Один психопат ищет другого. Театр абсурда.
Читать дальше