Инна Тронина: Самосожжение

– Вот, точный диагноз, – Илья заглянул в свой блокнот. – «Повышенный тонус в двуглавой мышце». Уже в роддоме это стало ясно. Руки всё время согнуты в локтях, кулаки сжаты, большой палец у ладони. Ноги пострадали в меньшей степени. Стас ходил, правда, покачиваясь. Просил врачей, чтобы вылечили его. Говорил: «Буду слушаться и лекарства пить!» Да что они могут-то, светила наши?.. – Илья подбрасывал на ладони зажигалку, и лицо его наливалось тёмной кровью. – Деньги только вытряхивали за эти дурацкие массажи, да ещё искололи Стаса всего…

Брайнин, двигая кадыком, уставился в потолок. Над нашими головами неслышно покачивались пальмовые листья, будто сидели мы не в приёмной агентства, а в тропическом лесу.

– Дину в стюардессы звали, на международные линии. Немецкий и английский она знает. Могла далеко пойти, но из-за Стаса пришлось забыть о небе. Да, конечно, с ребёнком много мороки было.

Узкие глаза Брайнина влажно блестели, и густые брови сошлись к переносью.

– И всё, всё зря! Дина виноватой именно себя считала, и потому не могла уничтожить сына просто как обузу. И, самое главное, почему именно теперь? Собственно, это я и хочу выяснить. Девять лет Дина жила, примирившись с мыслью о пожизненной инвалидности сына, и вдруг… Она любила Стасика, очень жалела его. И никогда не помышляла о том, чтобы от него отказаться…

– С психикой у неё всё было в порядке? – сквозь зубы спросил Андрей.

– На учёте никогда не состояла. Самообладание имеет такое, что я всегда завидовал. Она добивалась всего, чего хотела. Переспала со многими VIP-персонами, вела разгульную, богатую, пёструю жизнь. Не раз говорила, что, пусть и в постели, но диктует свои условия сильным мира сего. И вдруг… Полный крах! Честолюбивые планы сорваны, жизнь перечёркнута. Дина не такая нервная; она всегда сумеет взять себя в руки. На бессмысленное убийство, как пьяная баба, не пойдёт. Она всегда свою выгоду понимала. Ну, если бы на первом-втором году, ладно, а то на десятом! Нянек могла Стасу нанять, сиделок, кого угодно. К тому же Дина молотила, как каторжная, сына неделями не видела. Всё её время съедали блестящее общество и фитнесс-клубы. С чего бы вдруг Стас так надоел Динке, что она его убила? Не в специнтернат сдала, допустим, а насмерть уколола морфином. Я думаю, что-то произошло, и поэтому кузина отважилась на преступление. Но что?! Если, конечно, это действительно сделала она. Я приехал сюда для того, чтобы вы помогли прояснить ситуацию. Во-первых, установить, действительно ли Дина намеренно убила сына. Во-вторых, если это так, разобраться, что же толкнуло её на преступление. В-третьих, если моя сестра невиновна, назвать имя настоящего убийцы. Я говорю от имени живых и мёртвых членов нашей семьи и не постою за ценой ради выяснения истины. Невозможно спокойно лежать в земле или ходить по ней до тех пор, пока остаётся намёк на какую-то зловещую тайну. Мы все привыкли доверять друг другу, и иначе общаться не можем. Доверие исчезло; его заменили настороженность и страх. А я желаю, чтобы оно вернулось в нашу семью, и воскресла прежняя любовь. Пусть правда окажется чудовищной, но я всё равно должен её узнать…

– Как именно произошло убийство? – Озирский безнадёжно пощёлкал выключателем настольной лампы и потянулся, разминая торс. – Нужно знать основную версию произошедшего, чтобы предположить, могут ли иметь место какие-нибудь варианты. Можете ответить на мой вопрос?

– Постараюсь.

Илья лихорадочно потирал ладонью уже заросший синей щетиной подбородок. В очередной раз зазвонил телефон, но Озирский не шевельнулся. На попискивающий пейджер он тоже не обращал внимания.

– Дину обвиняют в том, что она путём инъекции ввела смертельную дозу морфина своему сыну. Там и взрослому-то немного надо, одну-две десятых грамма внутрь, а Стасу потребовалось и того меньше. Моя мать приехала к Дине утром первого июня, открыла дверь своим ключом. Кузина с сыном жили тогда на Первой Тверской-Ямской; мать её почти каждый день навещала. Помогала, если требовалось, по хозяйству, сидела со Стасиком. Дела у Дины шли, по-моему, неплохо. Во всяком случае, тринадцатого мая, на день рождения, она подарила мне «Шкоду-Фелицию». Незадолго до этого я капитально разбил свою «семёрку» в аварии, так что был очень рад подарку. Мать тоже в то утро ни о чём не догадывалась. Вошла в квартиру, прислушалась – тихо. Никто не выходит ей навстречу; ни музыки, ни голосов. Сперва она решила, что Дина и Стас на даче, но на всякий случай заглянула в спальню. Видит – оба лежат в своих постелях и не шевелятся. А ведь Стас был очень чутким, да и Дина страдала бессонницей. Мать подошла к Стасу, хотела его поцеловать, растормошить, как обычно. А парень уже холодный весь, особенно – лицо. Мать чуть в обморок не упала. Поначалу даже моргнуть не могла. Потом бросилась к телефону, вызвала «скорую». Как установила экспертиза, Станислав Агапов скончался от угнетения дыхательного центра. Но всё-таки врачи сумели вытащить с того света Дину. На кухне, в мусорном ведре нашли две пустые ампулы и один шприц. Записки не было, а ведь её долго искали. Правда, Дина и раньше кололась, поэтому организм привык, и дозу она не добрала. В «Склифе» Дине произвели вентиляцию лёгких, вкололи сердечные стимуляторы, и вечером того же дня она очнулась. Врач сразу же позвонил в милицию, в квартиру приехал следователь и осмотрел помещение. Он допросил мать и решил, что кроме Дины отравить ребёнка было некому. Тем более что инвалид детства мог казаться обузой и тяготить родительницу. Моя мать так и не смогла успокоиться. Ведь она, выходит, племянницу своими руками посадила, хотя этим всё равно кончилось бы. Немного позже, может, но какая разница? Смерть Стаса оказалась насильственной, и милиция обязана была реагировать.