Вячеслав Сукачев - В мертвом городе

– Он только размахивается сильно, а пинает со слабиной, – говорил один.

– Но зато сразу по голове, – возражал другой.

– А что по голове, что по голове! – горячился первый. – Она же костяная, долго продержится. Надо бы по кишкам, там сплошной полиэтиллен – вмиг разорвется.

– Или по башке, но чем-то твердым, – настаивал второй.

Мальчишки подходили все ближе, злобный азарт перекосил их лица, руки непроизвольно сжимались в кулаки.

Мужик уже почти не шевелился. Выбитый глаз плавал в желеподобном сгустке крови и только пальцы еще скребли землю.

Амбалы согласно переглянулись и молча ушли в палатку.

Первый пацан поднял метровый брусок дерева, оглянулся, и с оттяжкой ударил мужика в затылок. Тот дернулся, подогнул к животу колени и потом медленно, судорожными толчками, выпрямил ноги.

Готов, – тихо сказал второй, – оттрепыхался…

Они и еще понаблюдали за неподвижно распростертым телом, потом вернулись к своей пивной банке, расплющенной меткими пинками.

Последним принес материал в очередной номер Саша Бронфман. Вообще-то он Иссаак, но Саша говорит – какая разница? И мы все зовем его Сашей. Но наши конкуренты из газеты «Даешь демократию!» зовут Бронфмана «Какая задница!» Задница, конечно, у Саши, как у донской казачки, но дело не в этом. Просто у них не получается переманить его к себе, и они ничего не могут понять. У них оклады в твердой валюте, свободный выход на радиостанции «Свобода» и «Немецкая волна», а Саша работать у них отказывается. Из принципа, видите ли. И это тем более странно, что Саша прирожденный репортер, божьей милостью, так сказатью И вот он рыскает по всему Городу, всюду поспевает первым, берет буквально горячий материал, и тащит его в нашу газету «Маяк». А мы – прячем его материалы в очередную папку и складываем все это добро у меня в кабинете. «Братской могилой» остроумно окрестил кто-то из наших всю эту кучу невышедших газет. Так оно и есть! Самый забойный материал уже на следующий день ни хрена не стоит и это понимаю даже я, редактор, а что говорить про Сашу…

– Старичок, – Саша сидит напротив меня в вальяжной позе, – ну поставь ты этот материал на первую полосу – чего тебе стоит?

– Вы что сегодня, на ежа наступили? – удивляюсь я, наливая ему стакан чая из плодов шиповника. – Толик приносит материал о похоронах – ставь на первую полосу. Ты приносишь черт знает что – ставь на первую полосу… Да она что, резиновая?

Толстые Сашины губы становятся еще тоще, в выпуклых глазах вселенская тоска и боль всех евреев мира вместе взятых. Я не выдерживаю этого океана тоски и молча протягиваю руку. Саша с готовностью отдает мне свой материал с цветной фотографией. На снимке я вижу костер вокруг человека и бегло читаю первые строчки: «На центральной площади, напротив Городской мэрии, облил себя бензином и поджег 46-летний рабочий судостроительного завода. Охватившее его и стоящие рядом автомашины пламя було потушено, но не сразу»…

– Совсем сгорел? – буднично спрашиваю я.

– Нет… На восемьдесят процентов…

– Проследи за ним – нам надо знать причины.

– Они же шесть месяцев зарплату не получают, – удивился Бронфман. – Какие еще могут быть причины?

– На заводе две с половиной тысячи рабочих, сгорел же пока только он один.

– Слушай, Соколов, а ты кровожадная личность, – хмуро говорит Саша. – И вообще, ты не тянешь на свои тридцать два года. Ты, извини, как член политбюро…

– Может быть я и член, но только не политбюро… Материал твой ставлю на вторую полосу, – категорически отрезал я и убрал Сашин репортаж в папку № 120 от 30 августа 1995 года.

Вечером я был на презентации интерклуба «Российский закат». Под крышей «Клуба культурных связей» преспокойно устроилась некая немецкая фирма, торгующая вином. На презентацию понаехали вечно голодные телевизионщики, расставили камеры и освещение, распахнули двери, и народ повалил на халявную жраньку. Всех снимали, в том числе и меня, на цветную кинопленку. Президент Клуба, больше смахивающий на городского урку, толканул прочувствованную речугу о взаимопроникновении двух великих культур – русской и немецкой. Потом открыли шампанское. На специальных столиках появились бутерброды с икрой и паштетом из гусиной печени. Я навалился на то и другое, запивая ранним рейнским вином. Жирные, хорошо упакованные рожи, медленно фланировали между столиками, обмениваясь последними городскими сплетнями. Среди них я узнал множество знакомых мне людей, которых я раньше встречал в высоких коридорах горкомов и обкомов партии, в милицейских кабинетах и на кремлевских приемах. Популярная, стареющая певичка тоже была здесь. Внимательно присматривая за пьяненьким молодым мужем, она между делом выторговала себе у хозяев десять тысяч спонсорской помощи. Разумеется, в долларах…