Марк Рабинович - Старость

–– Папа, мне надо срочно выехать в Москву – выпалил Борька, едва войдя в дверь.

Я не удивился. Борька всегда был настроен романтически, впрочем, как и я в молодости. Но он-то не остыл и к своим почти сорока годам, виной чему было отсутствие рядом с ним такого стабилизирующего фактора, как моя жена. Поэтому он периодически встревал во всевозможные авантюры, порой весьма далеко от дома. Я, например, до сих пор не знаю, что он делал два года на Кубе, и имею весьма смутное представление об антарктической экспедиции, в которой он принимал участие. Так что, Россия в этом ряду выглядела более, чем пристойно. И все же.... Но самым разумным было дать ему высказаться.

–– Ты, конечно, слышал, про дело Хадассы Бар-Нахман? – продолжил он.

Еще бы, я не слышал. Этим были полны газеты, которые я, впрочем, давно не читаю, новостные сайты и радиопередачи. У меня, как и у большинства израильтян, выработалась устойчивая привычка слушать новости каждый час проведенный в машине. И эти передачи уже который день начинались с новостей об Хадассе. Но при чем тут наш Борька?

–– Поэтому мне надо в Москву… – продолжил сын.

Я по-прежнему не улавливал связи, но зато хорошо понимал, почему он заявился ко мне. Дело в том, что Борька принципиально не признавал запретов и руководствовался лишь своей собственной, довольно эгоистичной логикой. Здесь, в Израиле, где чувство юмора впитывают с молоком матери даже будущие чиновники, в местных бюрократических структурах к нему относились снисходительно и ему многое сходило с рук. А вот несколько лет назад в России он нарвался по-крупному. Вероятно, он был настолько вдохновлен моими рассказами о волшебном городе Санкт-Петербурге, что решил посетить его со своей тогдашней подругой. Как назло, у этой подруги (хоть убей не вспомню как ее звали) что-то там было не так в документах. Борька потом утверждал, что у нее отклеился листочек в паспорте, но мне это представлялось сомнительным, уж слишком это выглядело глупо даже для самых тупых чиновников. Как бы то ни было, подругу завернули на границе, а Борька устроил такой грандиозный скандал, что его тоже выперли, занеся при этом в список нон-грата. Надо полагать, он снова попытался оперировать своей логикой и нарвался на чиновника без чувства юмора. Как бы то ни было, но дорога в Россию ему была теперь заказана. Правда в российском посольстве ему сказали, что покаянное письмо может все исправить, но мой Борька гордо встал в позу. А вот теперь ему приспичило в Москву, и он пришел ко мне потому что отец уже не раз вытаскивал его из затруднительных положений. Разумеется, он ожидал от меня чуда, оптимистично считая что раз правда на его стороне, то и справедливость должна быть там же. Вообще-то, когда тебе под сорок, можно было бы быть и менее наивным. Но сейчас меня больше интересовало то, что его связывало с Хадассой Бар-Нахман. Озвучивать свой вопрос мне не пришлось.

–– Понимаешь, папа – пояснил Борька – Мы с Хадассой уже давно вместе.

Слово "давно" в его устах могло означать от двух дней до двух лет, но сейчас мой безалаберный сын был настолько серьезен, что я бы предположил два года. Сама новость не произвела на меня должного впечатления, поскольку от Борьки и не такого можно было ожидать.

–– И как только эти патроны оказались в ее чемодане? – возопил Борька.

Его каждый раз возмущала любая несправедливость, допущенная судьбой по отношению к ему и его близким, причем свежесть восприятия не уменьшилась с годами. Сам вопрос был, разумеется, риторическим, для любого, кто знаком с нашей действительностью; в чемодан израильтянина пара патронов от армейской винтовки могли попасть множеством разных способов. Например, девушка могла одолжить свой чемодан тому же Борьке для поездки на сборы, и похоже, что именно так оно и было. А уж хранить вещи в самых неожиданных местах мой сын умеет. Однажды, еще во время его срочной сужбы, Наоми вытащила гранату из грязного носка. Правда граната было шумовая, но представьте себе, сколько шуму было бы при стирке.

Так или иначе, но патроны в чемодане израильтян стали просто национальным бедствием. За границей, местные власти обычно действовали по принципу "лучше перебдеть, чем недобдеть" и таких израильтян задерживали для разбирательства. К разбирательству подключался израильский консул и, в результате, дело заканчивалось суровым внушением с конфискацией опасного оружия. Приходилось извиняться, а порой и платить штраф, но ни разу дело не дошло до обвинения. Ни разу, до тех пор, пока Хадассу Бар-Нахман не задержали в аэропорту Шереметьево с двумя винтовочными патронами в чемодане, который следовал транзитом из аэропорта Нарита в Токио в аэропорт Бен-Гурион Тель Авива. Бедную девушку немедленно арестовали, очень оперативно обвинили в контрабанде оружия и присудили к шести с половиной годам колонии обычного режима. Не знаю, что такое "обычный режим", но не думаю, что два патрона от винтовки "Тавор" на дне следующего транзитом чемодана серьезно подорвали обороноспособность Российской Федерации или стабильность правящего в ней режима.