Николай Леонов - Проклятая усадьба

Снегопад заметно стих, но по высоким сугробам бежать было очень неудобно, и, как ни старались и убегавший и догонявший усилить темп, все происходило как в замедленной съемке.

Высоко задирая ноги и скача по сугробам, Латыш все же не выпускал из рук тяжелую винтовку, из чего Гуров сделал вывод, что в ней еще остался заряд.

Снайпер уже приблизился к парку, и вскоре его труды должны были намного облегчиться. Густые, ветвистые деревья не давали падавшим с неба хлопьям так обильно устилать землю, и под ними снежный покров был значительно меньше. Под этой природной защитой снайпер мог продвигаться быстрее и получал значительное преимущество перед Гуровым, все еще продолжавшим барахтаться в девственных снегах.

Но тут произошло нечто, что неожиданно задержало его стремительный бег.

Из-за деревьев, едва успел снайпер на несколько шагов продвинуться в глубь парка, выскочил Игорь.

«Рано, черт!» – с досадой думал Гуров, торопясь выбраться из сугробов.

Игорь, по-видимому, хотел применить один из приемов своего боевого искусства, но ошарашенный этим явлением Латыш, почти инстинктивно размахнувшись, со всей силы ударил его винтовкой.

В качестве допотопной дубины современное оружие сработало тоже неплохо. От богатырского удара щуплый Игорь отлетел назад на несколько шагов и, по-видимому, потерял сознание.

Но задержка, вызванная этим небольшим инцидентом, позволила Гурову наверстать время.

Он уже приближался к кромке деревьев, но тут увидел, что снайпер направляет на неподвижно лежащего Игоря ствол винтовки.

Прицелившись, насколько позволяли оставшиеся секунды, полковник выстрелили Латышу в руку и, очевидно, попал в кисть, поскольку тот, застонав, выронил винтовку.

Торопясь использовать тактическое преимущество, Гуров прицелился в ногу, рассчитывая тут же и схватить своего противника, лишив его возможности передвигаться. Но недавние предположения его оказались верными, и на вооружении у снайпера была не только винтовка.

Повернувшись в сторону полковника, он выхватил пистолет и, почти не целясь, выстрелил.

По-видимому, левой рукой Латыш владел так же хорошо, как и правой, поскольку Гуров в ту же минуту почувствовал острую боль в бедре. Ощупав рану, он понял, что пуля прошла навылет и задела лишь мягкие ткани.

«Жить буду», – с усмешкой подумал полковник, вновь пускаясь следом за удалявшимся в глубину парка Латышом.

Он не стал приводить в чувство лежащего под деревьями Игоря, рассудив, что тот и сам очнется, когда придет время, а он, безрассудно теряя его сейчас, когда дорога каждая минута, может упустить преступника.

Бежать с пробитой ногой было трудно, и, не уверенный, что сможет вовремя настигнуть своего врага, Гуров снова прицелился ему в ноги.

Мелькавшая среди деревьев фигура представляла собой не слишком удобную мишень. Полковник замешкался, не желая зря тратить последнюю пулю, как вдруг огромный Латыш исчез.

Не понимая, что сей сон значит и как мог раствориться в воздухе совершенно материальный и немаленький мужчина, Гуров, прихрамывая, пробежал еще несколько шагов и тут увидел причину происшедшего.

Прямо на пути их следования причудливый ландшафт парка подготовил в виде сюрприза высокий, почти вертикальный обрыв. Латыш, в пылу отчаянного бегства, по-видимому не успевший вовремя затормозить, теперь, постанывая от боли, медленно поворачивался на дне глубокой ямы, пытаясь встать.

Решив, что сама судьба помогает ему, Гуров на задней точке съехал вниз и со всей силы приложил снайпера по затылку рукояткой пистолета.

Однако не тут-то было. Мощному здоровяку удар полковника, похоже, причинил ущерб лишь моральный. Недоуменно глядя, он развернулся и, размахнувшись, ударил Гурова кулаком в лицо.

Убедившись, что новый знакомый умеет не только хорошо стрелять, но при случае может постоять за себя и без оружия, полковник и со своей стороны не стал церемониться.

Сцепившись, они перекатывались из сторону в сторону, уминая снег, и никто не желал проиграть в этой схватке.

Латыш был моложе и мощнее полковника, и пробитая кисть, по-видимому, почти не влияла на его общее самочувствие и боеспособность.

Рана Гурова была серьезнее, и вскоре он начал чувствовать, что уступает в этой неравной борьбе.

Пистолеты давно уже валялись в снегу – Латыш выронил свой во время падения, Гуров потерял оружие в пылу драки, – так что сейчас надеяться можно было только на собственные физические силы. И полковник ощущал, что они слабеют.