Эдуард Тополь - Чужое лицо

Небольшая вибрация шла по корпусу «У-300» – напряженно, но еще далеко не на полную мощность работали атомные двигатели лодки. Эта вибрация сливалась с нервной дрожью Ставинского – он до последней секунды ждал, что маршал Опарков отстранит его от похода. Но видимо, старик Опарков по-своему оценил стремление зятя «проветриться недели две-три в море» – пусть проветрится, пусть соскучится по жене, а когда вернется – больше любить будет.

– Колотит, товарищ генерал? – спросил Ставинского 33-летний замполит Василий Донов. Его круглое вятское лицо светилось хитроватой крестьянской насмешкой.

Ставинский не успел ответить – прозвучал голос капитана Гущина:

– Загрузить цистерны основного балласта! Погружение!

Нос лодки стал медленно зарываться в фосфоресцирующую при лунных бликах воду.

– Все, товарищ генерал, – сказал Ставинскому Донов. – Делайте последние вдохи свежего воздуха, и пошли вниз. Погружаемся.

Ставинский с облегчением вздохнул. Через минуту-две лодка уйдет под воду и прервет радиосвязь с берегом. По разработанному в Генштабе плану операции лодка до подхода к границе шведских территориальных вод в целях конспирации переходит на режим радиомолчания. И теперь ничто – или почти ничто? – не сорвет его плана побега. Теперь только этот назойливый Донов будет действовать ему на нервы – то ли своим партийным нюхом чует в Ставинском что-то не то, какую-то партийную чужеродность, что ли? Со всеми остальными офицерами «У-300» в ходе подготовки к походу у Ставинского сложились простые и даже приятельские отношения. Молодые, в сущности, офицеры, тридцатилетние, все с высшим военно-техническим образованием, они были классными специалистами своего дела, и это избавляло их от необходимости заискивать перед начальством или самоутверждаться в глазах нижних чинов за счет офицерских привилегий или офицерского хамства. Они вообще были на ты с матросами, и матросы были с ними на ты – совсем как в израильской армии…

И совсем иное дело – этот замполит Василий Донов. Никакого технического образования, только военно-политическое училище за плечами. Даже матросы, пришедшие на флот после десятилетки, были образованнее его. Но зато свой комплекс технической некомпетентности он с лихвой восполнял строго партийным чутьем и партийной властью. Он гордился тем, что именно ему, простому крестьянскому парню, доверила партия следить за политической сознательностью всех 112 членов экипажа – от командира до последнего матроса. Десятки внутренних политических инструкций, партийных руководств, памяток и циркуляров, которые приходили из Главного политического управления Советской Армии и Военно-Морского Флота, он изучал от строки до строки, и газету «Правда» – высший печатный орган Коммунистической партии – он читал всю, целиком, от передовой статьи до сообщений «Вести с колхозных полей». Теперь перед походом он, помимо обязательных партийных инструкций, загрузил свою каюту стопками журналов «Коммунист», брошюр «Всегда готовы защищать Отечество» и «В помощь партийному агитатору», книгами Л.И. Брежнева «Возрождение», «По заводскому гудку», «Малая земля» и последней речью генерала Андронова на апрельском праздновании дня рождения В.И. Ленина. И во время погрузки краем глаза поглядывал на куратора из Генерального штаба – видит генерал его старательность и высокую политическую активность или, как все остальные матросы и офицеры подводной лодки, следит лишь за погрузкой продовольствия – шоколада, масла, вина, суповых концентратов и командирского запаса коньяка.

Ставинский понимал, что, как представитель Генерального штаба, он будет обязан в походе время от времени посещать ежедневные политзанятия Донова с матросами, а потом еще хвалить Донова за его работу. И уже при одной мысли об этом Ставинского начинало мутить…

Держась за поручни трапа, он – конечно, без морского шика, но и без заминки – спустился вслед за старпомом в командирскую рубку подводной лодки.

– Открыть кингстоны кормового балласта! Задраить люки! – прозвучала команда капитана Гущина.

В тесном матросском кубрике свободные от вахты матросы играли в домино, и один из них негромко напевал модные после очередного повышения цен частушки, подыгрывая себе на гитаре. На верхней койке веснушчатый матрос Синицын читал затрепанную «Королеву Марго» Александра Дюма, а рядом с ним, на соседней койке, торпедист Ручкин пытался устроить в картонной коробке тараканьи бега. В отличие от надводных судов, на подводных лодках не разрешено держать ни собак, ни кошек, ни птиц, здесь не бывает даже крыс, но зато никакие дезинфекции не спасают от тараканов. Тараканы – единственная живность, которая добровольно отправляется с подводниками в любое, даже кругосветное, плавание. И подводники питают к тараканам нечто вроде нежности – все-таки что-то живое среди этого постоянно неживого электрического света и стальных стен-переборок, утыканных насыщенными водородом регенеративными патронами очищения воздуха. Тараканов подкармливают остатками сытных матросских обедов, им дают ласковые клички и периодически устраивают тараканьи бега.